Новый Свет нашёл более жестокое применение препарату ведьм из Старого Света. Индейцы племени чибча – аборигены высокогорной Колумбии, накачивали разновидностью дурмана рабов и жён умершего вождя, прежде чем закопать их живьём вместе с их усопшим господином.

С точки зрения фармакологии, всё выглядело убедительно. Наружное применение дурмана даже в относительно умеренных дозах рождает бредовые галлюцинации, за которыми следуют рассеянность и амнезия. А превышение дозы влечёт оцепенение и смерть.

У меня был ещё один, подсказанный интуицией повод связывать действие дурмана с явлением зомбирования. Жизнь в представлении многих индейских племён подразделяется на стадии от рождения до инициации, затем брак и, в конце концов, смерть. При смене этапов важную роль играет ритуальная сторона этого процесса. Когда я первый раз услышал от Клайна и Лемана отчёт о воскрешении Нарцисса из мёртвых, мне оно показалось типичным «обрядом перехода» [31] от жизни к смерти, но в искажённой форме.

Видимо, дурман связан с этими решающими «транзитными» моментами в обрядах перехода теснее других наркотиков. Например, индейцы луисеньо из Южной Калифорнии убеждены, что все юноши должны при помощи дурмана погружаться в наркоз в ходе посвящения в мужчины. Алгонкины и другие североамериканские племена также используют его, именуя уисоккан.

Половозрелых юношей специально изолируют и сажают на пару недель наркотической диеты. В ходе продолжительной интоксикации они забывают, что когда-либо были детьми и учатся вести себя по-мужски.

Южноамериканские хиваро или шуара – знаменитые охотники за головами на юге Эквадора [32] , опаивают молодь смесью маикуа, посылая шестилетнего ребёнка на поиск его собственной души. Если мальчику повезёт, она предстаёт перед ним в виде пары крупных хищников, например, ягуара и анаконды. А потом эта душа вой дёт в его тело.

Для большинства индейских племён дурман тесно связан со смертью. В горных районах Перу его называют уака, что на тамошнем диалекте кечуа [33] означает «могила», в виду способности одурманенных угадывать места захоронения своих пращуров. Живущие на юго-западе зуни жуют дурман чтобы вызвать дождь, посыпав глаза толчёным корнем этого растения, они просят духов мёртвых о посредничестве в этом деле с соответствующими богами. Очевидная связь дурмана с силами тьмы и смерти указывала на то, что он был компонентом в составе яда зомби.

Естественно, наше внимание было обращено именно на Datura stramonium, именуемом на острове Гаити «огурцом живого мертвеца». Хотя родина этого растения Азия, в силу своих свойств оно стало широко известно всей Европе и Африке ещё с доколумбовых времён. Поскольку Шултс не имел сведений об использовании дурмана индейцами Карибского бассейна, а также в виду африканского происхождения гаитян, меня особо интересовала судьба дурмана в Западной Африке.

В тот же день мы без особого удивления выяснили, что Datura stramonium применяется множеством племён. Нигерийская народность хауса использует семена дурмана для усиления действия ритуальных напитков. Им угощают юношей фульбе [34] для поднятия духа в ходе проверки их на мужественность шаро [35] . Тоголезские знахари при решении спорных вопросов потчуют стороны питьём из листвы и корня Lonchocarpus capassa [36] , которым травят рыбу. Во многих частях Западной Африки сохранился оригинальный вид убийства, когда женщины разводят жучков на подвиде дурмана, чтобы отравить неверного любовника их испражнениями.

Если Африка – родина этой отравы, разумно предположить, что там же находится и противоядие, которым грезит Клайн. Вот почему меня так порадовала информация о том, что признанное медициной средство против отравления дурманом получают из одного западноафриканского растения. Это лекарство называется физостигмин [37] , его основа была добыта из стручковой лианы, известной как калабарская фасоль, произрастающей в прибрежных болотах от Сьерра-Леоне на юге до Камеруна на востоке. Оно широко известно населению калабарского побережья, где река Нигер впадает в Гвинейский залив – там, откуда предков современных гаитян вывозили на плантации Нового Света.

Короткий этнографический экскурс в XVIII-й век показал, что плантаторы-французы в Сан-Доминго, ныне Гаити, были весьма внимательны при отборе рабов. Учитывая чудовищный уровень смертности на острове, они решили, что привозные африканцы обойдутся дешевле тех, что выращены в неволе.

За какие-то двенадцать лет, между 1779 и 1790 гг., морским путём в Сан-Доминго на суднах, шедших, огибая побережье Африки, от Сьерра-Леоне до Мозамбика, было доставлено почти 400 000 рабов. И хотя этих несчастных отлавливали в разных местах, у их собственников имелись, конечно, свои предпочтения. Сенегальцев ценили за высочайшего образца нравственность вкупе с кротким характером (такие заверения из уст рабовладельцев говорят об их чувстве юмора). А уроженцы Сьерра-Леоне, Берега Слоновой Кости и Золотого Берега [38] славились упрямством и склонностью к побегам и мятежу. Игбо [39] с юга Невольничьего берега (в современной Нигерии) работали исправно, но считались склонными к суициду. Высоко ценились уроженцы Конго и Анголы, и их закупали в немалом количестве. Но лучшим считался люд с Невольничьего Берега – основного центра европейской работорговли.

Размах работорговли был настолько широк, что в Дагомейском королевстве она стала отраслью государственной промышленности [40] . Экономика этой страны полностью зависела от ежегодных набегов в соседние страны. Толпы захваченных жертв: наго, махи и арада из западных йоруба [41] – перегоняли в Нигер, где они попадали в лапы одиозного племени эфик [42] . Национальным промыслом этого старокалабарского клана была торговля людьми.