И настоятель стал присматриваться к местным людям, стараясь понять, кого бы из них можно было призвать на помощь.

Но Господь распорядился иначе.

Заканчивалась утренняя служба.

Как всегда, отец Тимофей читал проповедь, а люди задавали ему вопросы. Оказалось, что у забавинцев есть множество вопросов, которые они хотят задать священнику. Люди еще стеснялись этого непривычного занятия: публично говорить о серьезном, и потому часто задавали вопрос ерничая, пряча наболевшее за щитом иронии.

Но настоятель на иронию внимания не обращал, стараясь как умел, отвечать по сути.

– И что, батюшка, вы прям знаете, что такое счастье? – выкрикнул кто-то и тут же спрятался за спинами других.

– Так и вы знаете, – улыбнулся отец Тимофей. – Счастье когда наступает? Когда вам хорошо. А когда вам хорошо? Когда жизнь идет правильно, то есть по Божескому пути. Жить, шагая по Божескому пути, жить со светом в душе – это и есть счастье. И свет этот никто не в силах растоптать: Христа уж как мучили, а свет в Душе Спасителя остался. Вот вам пример вечный.

После проповеди люди расходились тихо, медленно, переговариваясь друг с другом. Кто-то, не в силах договориться быстро, оставался договаривать на лавочке внутри Храма или в церковном дворе.

Именно здесь, в Забавино, впервые после тюрьмы, Тимофей так явственно ощутил великий смысл евангельской фразы: «И Слово стало плотью».

Когда уже почти все вышли из церкви, настоятель заметил женщину лет тридцати – тридцати пяти. Она стояла у косяка церковной двери и немигающим взглядом смотрела на священника.

Это не была прихожанка – всех прихожанок настоятель знал в лицо. Явно городская: одета не для того, чтобы от холода прикрыться, – а именно так одевались большинство забавинских женщин, – но чтобы показать себя. Лицо красивое, холеное. Видно, что женщина ухаживала за лицом своим столь же тщательно, как местные жительницы за грядками.

Женщина немигающим взглядом смотрела на настоятеля. В глазах ее читалась мольба.

Отец Тимофей подошел, спросил:

– Крещенная?

– Ариадной.

– Имя красивое. Ну, задавай свои вопросы. С чем пришла?

Вместо ответа женщина разрыдалась.

Отец Тимофей успокаивать не стал – ждал, пока слезы сами перестанут течь.

Ариадна подошла к иконе Богоматери, поцеловала ее, перекрестилась несколько раз – вот и успокоилась.

– Виноватиться пришла? – спросил отец Тимофей.

Ариадна кивнула.

– Исповедоваться хочешь? Завтра с утра приходи. Порядок известный.

Ариадна снова кивнула и отошла в сторону. Но из Храма не уходила.

Господи, как же не хотелось ей открывать свои грехи этому симпатичному батюшке! Какими словами назвать то, что приключилось с ее жизнью за последние годы? Словно и вправду бесы накинули сеть и творили с ней что хотели. Вроде и вырвалась она от бесов, но сотворенное куда деть?

Вот батюшка спросит: «Ты кто?» Что ответить? Проворовавшаяся воровка. Сначала украла у товарищей… Хотя какие они товарищи? Партнеры. Не зря же это слово придумано: не товарищи, а вот именно – партнеры… Сначала украла. Потом у нее украли. Грозят все со всех сторон. Куда деться? Прятаться… И те, у кого она украла, поймать могут, и те, кто у нее похитил, – тоже.

Ариадна вышла из электрички на станции Забавино, потому что вечно в поезде ехать невозможно, а тут название станции понравилось. Вот она и вышла.

К тому же, когда подъезжали к станции, увидела купол церкви, и это почему-то окончательно решило дело, хотя Ариадна сама себя никогда истово верующей не считала.

Вышла на перрон в абсолютном одиночестве. Никто на станции Забавино электричку не покинул и никто в нее не вошел.

На мгновение растерялась в незнакомом пространстве: куда идти? Но тут вспомнила про церковь. Уж коли вышла из поезда, увидев Храм, значит, надо непременно его найти.

И вот она стоит в церкви, смотрит на священника и как никогда в жизни отчетливо понимает: она не только понятия не имеет, куда дальше идти, – это еще полбеды. Ни душа ее, ни разум совершенно не в курсе того, куда дальше жить, – и вот это проблема нерешаемая.

– Жить-то есть где? – неожиданно спросил священник.

Ариадна кивнула отрицательно.

– Из Москвы сама?

Ариадна кивнула положительно.

– Человеку, для того чтобы говорить, дан язык. А голова не для того, чтобы кивать, а чтобы думать.