Затемнение

Возникают очертания разрушенного Екатерининского дворца в Пушкине. Олег и Толик бродят среди развали.

ОЛЕГ. Какой дворец уничтожили, гады! Я был здесь до войны. С экскурсией.

ТОЛИК. Мы с женой тоже. Мне больше всего Янтарная комната понравилась. Что с ней стало? Как думаешь, наши ее вывезли?

ОЛЕГ. Не знаю.

ТОЛИК. Мы целовались на скамейке. Той самой, на которой Пушкин сидел. Такое чувство, что это было давно-давно, в другой эпохе.

ОЛЕГ. Это и было в другой эпохе. В довоенной.

ТОЛИК. Смотри-ка, елка!

ОЛЕГ. Новогодняя. И серпантин.

ТОЛИК. Новый год фашисты справляли.

ОЛЕГ. Тоже люди.

ТОЛИК. Нет! Они не люди! Они враги! Они уроды, изверги! Всех бы голыми руками передушил! Жрали тут и пили свой вонючий шнапс, скоты!

ОЛЕГ. Вот закончится война, неужели в нас навсегда останется эта злоба?

ТОЛИК. Навсегда! И на много поколений вперед!

ОЛЕГ. Я так не думаю. Человеку свойственно забывать. И прощать.

ТОЛИК. Простить? Никогда! Забыть? Разве такое возможно забыть?

ОЛЕГ. Забыть все можно.

ТОЛИК. Ты меня не зли!

ОЛЕГ. Посмотрим, что будет лет через 20…

ТОЛИК. Я так далеко не загадываю. День прошел, ты жив - и этого довольно.

ОЛЕГ. Когда закончится война? Год еще, ведь не больше?

ТОЛИК. Как думаешь, доживем до победы?

Затемнение.

АВТОР. В нашей семье, где и отец, и мать, и бабушки с дедушками пережили блокаду, было особое отношение к хлебу. С раннего детства я знал, что нет ничего вкуснее и нет ничего дороже хлеба. Если тебе протягивали ломоть хлеба, отказаться было нельзя: самое страшное, самое позорное, если тебя заподозрят в нелюбви к хлебу! В детстве меня всегда посылали за хлебом. Нужно было спуститься во двор, пройти еще один двор - проходной, и вот она – крошечная булочная на углу Кирочной и переулка Радищева. Я покупал в ней круглый черный хлеб за 14 копеек. На нем была характерная трещинка посредине, невероятно вкусная корочка, в которую я вгрызался, возвращаясь домой. Я приносил хлеб, который выглядел так, словно его мыши обгрызли! Но никто ни разу слова мне не сказал в упрек. Напротив, глаза родных светились от счастью: ребенок сыт, ребенок любит хлеб! Бабушка рассказывала, как за две недели до полного снятия блокады в двухдневный отпуск приехал с фронта мой дед Миша и привез с собой буханку черного хлеба….

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Утренние сумерки. На кровати лежат Томочка и Фрося. На соседней кровати похрапывает Михаил. Между кроватями стол, а на столе в хлебнице, накрытой полотенцем, лежит хлеб.

ТОМОЧКА. Что-то не спится, мама.

ФРОСЯ. Мне тоже не спится, Томочка.

ТОМОЧКА. А папа спит?

МИХАИЛ. Папа спит. Только не вздумаете хлеб есть! Хватит уже. А то и умереть можно. Сердце, не дай бог, остановится.

ТОМОЧКА (шопотом). Почему же это сердце остановится?

МИХАИЛ. Не знаю. Но меня предупреждали. Случаи были. Нельзя с голодухи сразу много есть!

ФРОСЯ. Я тоже что-то такое слышала.

ТОМОЧКА. Неужели от хлеба умереть можно?

ФРОСЯ. Если сразу слишком много съесть, плохо станет. А мы вон как с тобой на хлеб набросились.

ТОМОЧКА. Разве? Мы и не съели ничего…

ФРОСЯ. Давай уж утра дождемся. Утром хлеба поедим.

ТОМОЧКА. Ну, хорошо. Поедим утром…

(Сопят, но заснуть не могут.)

ТОМОЧКА. А пахнет-то как!

ФРОСЯ. Хлебом! Ой, как пахнет!

ТОМОЧКА. Давай по маленькому кусочку?

МАТЬ. Ну, давай. Только чтоб папа не услышал…

Мать и Томочка тихо встают, подходят к сколу. Мать отрезает каждой по маленькому ломтику хлеба, они съедают его и снова ложатся в кровать.

ТОМОЧКА (через какое-то время). Ты спишь?

ФРОСЯ. Сплю.

ТОМОЧКА. Я тоже не сплю. Ты хлеб хорошо салфеткой закрыла?

ФРОСЯ. Хорошо. Сама видела.

ТОМОЧКА. Я внимание не обратила. Может проверить?

ФРОСЯ. Ну, проверь…

ТОМОЧКА (вскакивает, подходит к столу и тут же возвращается). Закрыла…

А мыши его не съедят?

ФРОСЯ. Какие мыши, Томочка? В городе уже два года никакой живности не водится!

ТОМОЧКА. Это правда… Что, будем спать?

ФРОСЯ. Будем спать… (Через какое-то время.) Что-то никак не заснуть. В голову разные мысли лезут…

ТОМОЧКА. А у меня одна только мысль: он там лежит. На столе. Хлеб.

ФРОСЯ. Ну хорошо, еще по одному кусочку!

ТОМОЧКА. А папа не заругается?

ФРОСЯ. А мы тихонечко.

МИХАИЛ. Ладно уж, еще по кусочку. Только совсем по маленькому!

ФРОСЯ. Мы по махусенькому. Мы ж все понимаем, Миша!

ТОМОЧКА. Встаем?

Встают, подходят к столу. Мать отрезает каждой по кусочку хлеба, и они его съедают. Возвращаются и ложатся в кровать.

ФРОСЯ. Ну, теперь уж точно до утра.

ТОМОЧКА. Как долго ждать…

МИХАИЛ. Какое долго! Светает уже. А вы так глаз и не сомкнули!