Формально к поведению парня нельзя было придраться, он вёл себя так же, как и все остальные участники проекта, не хуже и не лучше. Следовал установленным правилам, приходил вовремя на репетиции, охотно включался в творческий процесс…

Но в его присутствии Галинка абсолютно теряла себя. Она не понимала, что говорит и что делает. Не знала, куда прятать глаза, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом. Но, даже не смотря в Костину сторону, она знала – чувствовала! – что он постоянно за ней наблюдает. Это было какое-то безумие…

Он не отпускал сальных шуточек или фривольных намёков, не делал комплиментов, он даже не раздевал и не пожирал её глазами – просто смотрел. Пристально, очень серьёзно, почти не мигая. У Галинки заплетался язык и подгибались колени под прицелом этих невозможно красивых зелёных глаз.

Но самое ужасное было не в этом…

Стыдно было признаться, но при всей неоднозначности ситуации она подсознательно сама ждала этих взглядов. Боялась их – и всё-таки ждала. Сходила с ума от того, что творит, и в то же время испытывала какое-то смутное удовольствие, смешанное со щемящим чувством вины. Она стала проводить намного больше времени перед зеркалом, колдуя над причёской и макияжем, и тщательнее, чем обычно, продумывала гардероб. А ещё ей казалось, что Костя всё про неё прекрасно понимает… Чувствует свою необъяснимую власть над ней, знает, что при его виде у неё всегда сбивается дыхание и частит пульс – и упивается этим знанием, исполненный самодовольства.

Она не могла поделиться тем, что с ней творилось, ни с одной живой душой. Не с мужем же откровенничать! И даже не с Ликой Солнцевой… они, конечно, здорово сблизились с ней в последнее время, но всё же не до такой степени, чтобы Галинка вываливала на неё откровения о том, как странно волнует её один из участников шоу.

Однажды во время репетиции номера, в котором старшеклассник признавался в любви учительнице, вышла небольшая заминка.

Роль учительницы исполняла Галинка, но она не должна была сейчас петь – просто стояла, изображая удивление и шок. В роли незадачливого ухажёра выступал Женя, студент Гнесинского училища, типичный парень-ботан, умненький, скромный и застенчивый как девочка. Пел он прекрасно, но всё-таки его голосу не хватало какой-то изюминки, чтобы стать по-настоящему узнаваемым. Его исполнению не хватало того огня, благодаря которому разжигается зрительский интерес. Всё было пристойно, добротно и… скучно.

– Не так, не так, Женя, – приглашённый педагог по актёрскому мастерству огорчённо покачал головой. – Я не верю, что ты действительно влюблён! И публика тебе не поверит. Когда ты смотришь на Галю, у тебя глаза должны гореть! Вот так, – и, встав в позу, преподаватель полыхнул в сторону Галинки страстным взглядом. – Ну-ка, изобрази мне нечто похожее! Ведь когда и влюбляться, как не в семнадцать-восемнадцать лет!

Женя попытался скопировать взгляд педагога.

– Жалкая китайская подделка, – захихикал кто-то из ребят, и парнишка, заслышав это, смутился и растерялся ещё больше.

– Неужели я прошу невозможного? – расстроился препод. – Вы молодые, горячие, пылкие… Это действительно так трудно – показать настоящую юношескую влюблённость?

– Ни капельки не трудно, – раздался расслабленный, даже чуть ленивый голос Кости.

Галинка вздрогнула, а педагог, напротив, оживился:

– Ну-ка, ну-ка, Константин… продемонстрируй Евгению класс!

Он поднялся с узкой длинной скамейки, на которой рядком, точно птицы на жёрдочке, сидели участники, и неторопливо приблизился к Галинке. Она судорожной хваткой вцепилась в папку с текстами песен, словно пыталась защититься от опасной близости Кости. “Хорошо бы огреть его этой папкой по башке, чтобы раз и навсегда избавиться от морока…” – промелькнула в голове шальная мысль.

– “Скрывайтесь, прячьтесь, трусьте – что же! А я в вас всё-таки влюблён”, – пропел он первую строчку из Жениной арии, уставившись Галинке в лицо и не разрывая зрительный контакт ни на секунду. – “Я знаю, что вам нравлюсь тоже…”

Галинка чувствовала, что тонет, захлёбывается в этих невозможно нахальных и манящих глазах. У неё вдруг зашумело в ушах – и дальше она практически ничего не слышала. Даже показалось на миг, что она вот-вот рухнет в обморок, но, торопливо сделав глубокий вдох, Галинка справилась с дурнотой.

Очнулась от довольных аплодисментов педагога, которые грянули для неё как выстрел. А дальше просто стояла и растерянно улыбалась, слушая, как рассыпается тот в комплиментах Костиному артистизму. Костя же, выслушав похвалу, невозмутимо вернулся обратно на своё место, точно ничего и не было.

Она не верила этому показному равнодушию. Не доверяла видимости хрупкого равновесия и нейтралитета между ними, неосознанно каждую секунду ожидая подвоха – и, к сожалению, оказалась права.

Однажды Костя заявил о своих намерениях открыто…

Иногда в перерывах между репетициями наставники устраивали совместные чаепития с молодыми артистами – общались с ребятами в более душевной и неформальной обстановке, чтобы те могли немного расслабиться и отдохнуть.

В последние дни подобные чаепития стали всё больше тяготить Галинку – потому что во время официальных занятий можно было сохранять хотя бы видимость нейтралитета и сугубо деловых отношений, а за общим столом неизменно приходилось улыбаться, смеяться чьим-то шуткам, поддерживать иллюзию заинтересованности и… старательно избегать Костиного взгляда.