Эдвард поворачивается в ее сторону и понимает: подходя к скамейке, он не заметил округлившейся фигуры Вайолет.

– И так столько ртов кормить. А тут еще моего Боба снова поперли с работы, – хмуро добавляет она. – Уж как я надеюсь, что этот будет последним… – Она умолкает.

Замешательство, возникшее после ее слов, только крепнет.

– Но вы же знаете: есть способы. – Эдвард чувствует, что краснеет, однако продолжает. Это важная тема, и такие, как он, не должны проявлять щепетильность и стыдливо молчать. – Об этом написана целая книга. Называется «Любовь в замужестве».

– Не привыкла я книжки читать. Сами понимаете, времени нет.

– Конечно. Но вышло так, что я хорошо знаком с автором книги. У нее есть клиника, клиника для матерей. Здесь, в Центральном Лондоне. Стоупс ее фамилия. Мэри Стоупс. Она помогает женщинам вроде вас. Я могу написать сопроводительное письмо.

– Не потяну я такие расходы, – говорит Вайолет.

Эдвард видит, как она сразу съеживается, опускает голову. Пальцы на коленях беспокойно шевелятся.

– Нет-нет, – торопливо продолжает Эдвард. – Клиника бесплатная для всех замужних женщин. Мэри способна помочь вам методами… – Ему не придумать, как бы поделикатнее выразиться.

На лекции или в клинической среде он бы употребил привычные слова «противозачаточные средства», «контроль рождаемости» или даже, если среди аудитории находились американцы, – «планирование семьи». Но сейчас, сидя с Вайолет на залитой солнцем скамейке, он сознает всю щекотливость подобного разговора.

– Я с большим удовольствием напишу вам сопроводительное письмо, – повторяет он. – По моему мнению, пятеро детей – это более чем достаточно для семьи с ограниченными средствами. – Он закусывает губу. – Я имел в виду…

– Это очень любезно в вашей стороны, капитан… мистер… сэр, – перебивает его Вайолет, щеки которой стали пунцово-красными. – Я… в общем… запишу-ка я, как ее зовут, и адресок.

– Конечно.

В их разговоре возникает пауза.

– И тем не менее мои искренние поздравления в связи с прибавлением семейства, – наконец говорит Эдвард. – К каждому ребенку нужно относиться как к сокровищу.

Он говорит медленно, сознавая, что у него напряжена челюсть. Потом замолкает, чтобы снять напряжение. Когда ты вынужден общаться с людьми вроде Вайолет, такие слова кажутся правильными и уместными. Говоря же о подобных ей в общем смысле, гораздо легче говорить о катастрофе многодетности для семей с низким достатком и низкой рождаемости среди тех, чей достаток позволяет иметь много детей. Состоятельным людям, как говорится, сам Бог велел… Эта пауза длится дольше предыдущей. Оба знают, куда обязательно повернет их разговор.

– Ну и как он? – спрашивает Эдвард.

Вайолет мотает головой и фыркает:

– Неважнецки.

– Печально слышать.

– У него то вверх, то вниз. Сами знаете. Сейчас на самом дне. Совсем отчаялся. Разуверился в себе. В этом вся закавыка. Надо его чем-то взбодрить. Навестили бы его, глядишь…

– У меня нет времени! – Голос Эдварда звучит жестче, чем ему хотелось бы. Он откашливается. – Точнее, нет времени в данный момент. Я чертовски занят! Читаю лекции, пропагандируя свою недавнюю книгу. Хватает и дел в клинике. Но главное мое занятие – исследования. В университете и в совете графства Лондонского округа. Вдобавок я еще и семейный человек. По выходным… Меня жаждут видеть дома. Маленький ребенок, второй на подходе. Моя жена Элинор… Она бы очень удивилась…

– Конечно, – торопливо соглашается Вайолет и продолжает с извиняющимися интонациями: – Понимаю. Вы такой важный человек. И чего я только напридумала…

– Все в порядке. Я бы с большим удовольствием заглянул к вам. Но, увы, не сейчас.

За все пять лет своей семейной жизни он так и не нашел времени.

– Тревожусь я за него, вот в чем дело, – говорит Вайолет, и у нее дрожит голос. – А вскоре мне вообще будет никуда не выбраться. Месяца через два рожать. Я езжу каждое воскресенье, после церкви, хотя с трудом наскребаю на поезд.

– Это… Это очень любезно с вашей стороны, Вайолет, – мягким голосом произносит Эдвард.

И наконец он поворачивается к ней. У нее такие же красивые глаза, потрясшие его еще в первую их встречу, но выглядит она сейчас намного старше. Кажется, что груз забот незаметно, по капельке, лишал ее привлекательности, пока не погасил сияние молодости. В уголках глаз появились «гусиные лапки», на лбу пролегли морщины. Губы утратили былую полноту и сочность. Он отворачивается.

Эдвард мысленно ищет, о чем бы еще поговорить. Найти бы нейтральную тему, чтобы их разговор продолжался. Ему хочется оттянуть унизительный финал их встречи. Но мозг отупел от головной боли и недосыпания. Эдвард произносит несколько банальных фраз о погоде и возросшем уличном движении в Лондоне.

Наконец он собирается с духом, кладет на колени портфель и достает плотный коричневый конверт. Наступил момент, ради которого они здесь встречаются.

– Итак, моя дорогая…

Он кладет конверт в ее теплую руку, накрывая ее пальцы своими, липкими от пота. Так легче. Передача наличных. Это невозможно проследить. Ни у кого не возникнет вопросов.

– Вот пособие на этот месяц.

– Премного благодарна, сэр.

Вайолет быстро убирает конверт в сумочку, защелкивает ее и крепко, до белизны костяшек, стискивает ручки.