Колен особенно радовался, увидев его на столе. Но сейчас слова не сказал, и упоминание о празднике даже не вызвало у него улыбки. Какое-то время он молча смотрел на дочь, потом встал и вышел.

– С папой творится что-то странное, – сказала Клер. – Заботы, но какие? Что скажешь, Бертий?

Кузина выглядела недовольной. Весьма резко она отвечала:

– Понятия не имею! Выходит, сегодня вечером ты опять оставишь меня одну! А мне бы так хотелось тоже прогуляться по долине. С наступлением вечера на улице так приятно! Клер, очень прошу, давай возьмем тачку, и я смогу поехать с тобой… И Этьенетту возьмем!

Клер сделала над собой усилие, чтобы не выдать своих истинных чувств. Ей отчаянно хотелось вырваться из мрачной домашней атмосферы. Как хорошо в одиночестве пройтись по дороге вдоль реки, даже если, проходя мимо дома Базиля, снова придется удостовериться, что он еще не приехал…

– Бертий, милая, не сердись на меня, но я потеряю много времени, если буду толкать тачку! Представь, мне придется останавливаться всякий раз, когда увижу улитку. А Этьенетта встает до рассвета, так что ей нужно лечь пораньше. Послушай, завтра я запрягу Рокетту и мы съездим в бакалейную лавку в Пюимуайен и купим печенья, твоего любимого! Наденешь свое самое красивое платье, соломенную шляпку… Заодно положим цветы на могилу Катрин.

Кузина отвернулась, пряча струящиеся по щекам слезы.

– Не усердствуй, Клер! Уж лучше мне уйти в монастырь, к урсулинкам в Сен-Сибар! Я могу работать – шить и вышивать. И твоим родителям больше не придется меня содержать. Что ни говори, одним ртом меньше… Я уже достаточно взрослая, чтобы это понимать.

Клер подошла, держа в руке тарелку с нарезанным салом. Бросила его в кастрюлю с овощами, и все это – с видом неподдельного изумления. Слова Бертий ее взволновали.

– Что ты такое говоришь, Бертий? – спросила она. – Папа любит тебя, как родную! Ты ведь ребенок его брата! Никогда он не попросит тебя уехать. Вспомни, он принял тебя с распростертыми объятиями, вспомни, как он плакал! Как благодарил Бога, что ты уцелела в аварии. И эти твои разговоры про лишний рот, который нужно кормить… Это вообще о чем? Доход у нас приличный, и продуктов никто не считает.

Бертий вздохнула, качая головой. Когда она вот так, снисходительно, улыбалась, Клер хотелось отхлестать ее по щекам.

– Ну конечно! Ты постоянно в движении! Бегаешь из одного цеха в другой, любуешься водой в канале, поднимаешься к матери в спальню, играешь в конюшне с собакой! А я сижу тут, в кресле, и слышу многое, что от тебя ускользает.

– Например? Ну, рассказывай! – потребовала Клер.

– У дяди Колена денежные затруднения. Он лишился двух крупных заказчиков. Вчера он говорил твоей матери, что собирается продать дом, который сдает Базилю. И он непременно так и сделает, если ты в ближайшее время не выйдешь замуж…

У Клер защемило в груди. Не верить Бертий у нее не было оснований.

– Не думаю, что все так серьезно, – только и сказала она. – Папа мог бы рассказать мне об этом сам! С другой стороны, это лишний повод, чтобы не выходить замуж. Свадьба стоит дорого!

Ей вдруг вспомнилась радостная физиономия Эдуара Жиро в тот день, когда умерла Катрин. Он приехал на мельницу самодовольный и верхом, как завоеватель… Но зачем?

День показался Клер бесконечным. Она подала обед, перемыла посуду, помогла отцу в сушильне и не меньше десяти раз бегала к матери, когда та звала. Этьенетта предлагала помочь, но хозяйка дома запретила служанке переступать порог своей спальни.

– От нее пахнет жиром, и сабо вечно грязные, потому что она кормит свинью! – сказала Ортанс.

Сначала ей понадобился стакан прохладной воды, потом травяного чаю, потом принадлежности для шитья, потом календарь-справочник…

Ужином тоже занималась Клер. Отец пришел к столу мрачный, неулыбчивый, Бертий тоже была не в настроении.

И вот наконец она вышла на дорогу, тянувшуюся вдоль скал. Соважон весело скакал следом, вынюхивая заячьи следы и бросаясь то влево, то вправо. Он словно ошалел от запахов природы, на которые май был особенно щедр.

– Ты только от меня не убегай! – сказала ему Клер. – Я боялась, папа меня уже не отпустит. А ведь я целый день работала!

Девушка с наслаждением вдохнула вечерний воздух. В траве стрекотали сверчки, по небу протянулись длинные розовые полоски облаков.

– Господи, как хорошо немного побыть одной, на природе…

Клер тихонько завела песню, которая не надоедала годами. Она выучила ее незаметно для себя, слушая пение работников отца. Мужчины и женщины напевали ее, чтобы работалось легче, и на каждой бумажной мельнице Шаранты ее можно было услышать наряду с грохотом толкушек, измельчающих сырье, и гулом прессов, отжимающих из влажных еще листов воду. Если же ее пели на вечерних посиделках, то все присутствующие ритмично притопывали и хлопали в ладоши, имитируя стук все тех же толкушек.

Клер прихватила с собой фонарь, но зажигала его обычно только в полной темноте. Когда рядом Соважон, чего бояться? Тот, кто попытается обидеть девушку, столкнется с псом, чья волчья кровь таит в себе много сюрпризов…