Когда та убежала, вся бледная, я её не винила. Этому мужчине слишком трудно противостоять. Почти невозможно. А сама я… наверное, сначала испугалась по привычке. Слишком много неприятных мгновений он уже доставил. И мог доставить снова. Вот только за спиной теперь все время ощущалось надежное присутствие Князя ксайши, да и моё Воплощение и Итшир были наверняка поблизости. Ничего непоправимого произойти не могло, так чего же я испугалась?

Как выяснилось позже, Ильгрима я недооценила.

Анорр приближался медленно, неторопливо. Бирюзовые глаза чуть сощурились, наверное, был бы хвост — так и хлестал бы по ногам!

— Нежная колдунья. Такая хрупкая. Такая наглая. Решила побегать от меня. Даже привлекла внимание Асторшиэра, — это он о ком? — надо признать, ты меня удивила. — Шаг. Он прижал меня к парапету, ставя руки по обе стороны от меня — не вырваться. Дешёвый прием, но сердце невольно заходится. — И я изменил свои планы на твой счет…

Он наклонился ниже, прикрыл глаза, словно вдыхая ведомый одному ему запах.

Более изящного телосложения, чем ано Шиэрту, Нэиссаш, однако, пугал сейчас куда сильнее. Под рукавами темного камзола чувствовались упругие мышцы. Взгляд — откровенный, настойчивый, жесткий, выводил из равновесия. Так и хотелось кое-кого слегка спустить с лестницы и поправить корону. Но как это провернуть, когда всех знаний — кот наплакал?

— Очень любезно с вашей стороны, вот только, как я и говорила вам, у нас не было и не может быть никаких общих планов, господин Ильгрим, — голос звучал ровно, холодно, абсолютно уверенно.

Меньше всего я ожидала, что меня, как куклу, подхватят на руки, парализовав какой-то магией тело, и бессовестно поволокут вниз по лестнице. Не говоря ни слова. Ничего не объясняя. Неужели я ошиблась, и он просто сумасшедший?

Говорить, как выяснилось, я тоже не могла. Оставалось только отчаянно ерзать, пытаясь вырваться из рук ненормального и мысленно звать своих неудачливых охранниц.

“Против этого мы не потянем — раздался сожалеющий голос демонокошки, — продержись хотя бы тактов десять, ладушки, ядовитенькая? Пока помощь приведем. Убить он тебя точно не убьет, вот как глаза горят”.

И глаза, и все остальное, судя по тому, что меня так нагло поглаживают по бедру, подбираясь повыше.

Тварь. Надо было оторваться ему все ценное, когда была такая возможность! Или оставить подыхать! Я даже шевельнуться толком не могла, проклиная почем свет спятившего анорра.

Мелькали перед глазами переходы, но навстречу нам никто не попадался.

— Я тут подумал, — негромко смеялся над ухом этот псих, — что вообще мой господин прав, возраст уже подходящий, пора и мне выбрать жену. Но эти жеманные идиотки, которые только и хотят запустить ручки в казну, так надоели, — сообщил доверительно, — с ними и поговорить не о чем. А вот ты меня сразу привлекла, слишком уж необычная. Знаешь, сопротивление и неуступчивость, нас, мужчин, только подстегивают, — мне бережно поправили волосы, убирая с лица липнущие пряди, и прислонили к стенке в каком-то небольшом зале.

Здесь было полутемно, только в глубине что-то слабо светилось. Навалилась тяжесть, даже дышать здесь отчего-то было невыносимо трудно, больше всего на свете хотелось расцарапать эту лживую физиономию.

Вместо этого пришлось бессмысленно изучать взглядом ближайшую стенку, вслушиваясь в шаги за спиной. Надо признать, похититель обращался со мной довольно бережно, хоть и бесцеремонно.

— Думаю, Владыка будет рад за нас, — темнота усмехнулась, — и благословит наш брак.

Какой ещё брак? Его что, в детстве часто роняли головой на пол?

Ярость и страх сплелись внутри в бешеный коктейль. Я рванула вперед, мысленно рыча и крича, но в реальности даже не смогла сдвинуться с места.

Зато вернулся Нэиссаш. Подхватил на руки и понес вперед, меж зажженных светильников.

— Я обещаю быть хорошим мужем, милая моя. Но с этими мужскими нарядами… пожалуй, носить ты их будешь исключительно в моем присутствии.

Да чтоб на тебе все твои пассии женились… то есть вышли замуж! Или как раз женились? Будет ходит в юбке и корсете!

Свет в глубине зала исходил из чаши, которая парила воздухе.

Меня продолжали держать на руках, крепко прижимая к себе.

Глаза Ильгрима потемнели, как море в грозу. он смотрел на меня — жадно, жарко. От этого взгляда хотелось отмыться.

— Не могу отказаться… — вдруг прошептал. Голос мужчины звучал почти зло.

И меня поцеловали. Нет, это было скорее клеймение. Я не могла ответить — а он впивался в губы жадно, требовательно, выпивая дыхание, и не замечая ничего вокруг. А стоило бы. Очень стоило.