В двадцать один год, когда жизнь наладилась и устоялась, судьба снова заявила о том, что Арсения никому не нужна. После перенесённой пневмонии заболело сердце. Болезнь развивалась стремительно, играючи разрушая всё: мечты, надежды и само существование. Парень, до этого говоривший о любви, даже не расстался как положено. Прислал смс: «Прости, нам с тобой не по пути». Сеня понимала: кому хочется связывать свою жизнь с инвалидом? Из профессии пришлось уйти на пенсию, а через пару месяцев и вовсе лечь в клинику для поддержки организма. Сколько она уже тут, девушка сбилась со счёту. Одно радовало, завтра ей исполнится двадцать два года. До очередного дня рождения дожила, и то хорошо. По щекам потекли слёзы, сдерживать их не было, ни сил, ни желания. В палату зашла молоденькая медсестричка. Евгения была миловидной худенькой хохотушкой с которой Арсения незаметно для себя сдружилась.

– Ты чего расклеилась? Знаешь же, тебе нельзя волноваться, – строго сказала Женя.

– Мне уже можно всё. И плакать, и смеяться, и даже истерику закатывать. Вчера профессор Нечаев поведал: дела плохи. Если в этом месяце я не получу донорское сердце, я…

Арсения замолчала, не в силах выговорить слово «умру». За долгие месяцы, проведённые в этой палате, она успела смириться со всем, и будущая кончина её не пугала. Разумеется, жить хотелось, даже очень, но шансов почти не осталось. Да и не факт, что после операции она будет жить долго и счастливо. Слышала, что были случаи, когда пациенты больше тридцати лет жили с донорским сердцем, но это скорее исключение, чем правило.

– Сень, не расстраивайся, верь в чудеса, – Женя ловко воткнула иглу в вену.

– Для меня первым и последним чудом было моё рождение. Всё, на этом чудеса закончились, – грустно произнесла девушка.

Женя посмотрела на подругу и покачала головой. Как же её было жалко. Такой красавице жить да жить. Длинные чёрные как смоль волосы, миндалевидные карие глаза, тонкий нос, красивые губы. А уж такому стройному телу и длинной шее могли позавидовать многие. Арсения была настоящей восточной красавицей, но слегка смуглая кожа выдавала в ней смесь русской девушки и знойного восточного мужчины. А может быть и наоборот, отец был русским.

– Скоро вернусь, но если что, жми на кнопку, – сказала Женя, настроив капельницу.

Неожиданно в палату ворвался профессор.

– Арсения, у меня отличная новость. Сейчас начнём подготовку к операции. Завтра с утра вам пересадят сердце. Молодая женщина погибла в аварии, а у неё договор на трансплантацию органов. Благодарите её мужа, что не стал оспаривать решение жены, – сказал профессор.

– Как его зовут? А её? Кого благодарить? – спросила девушка тихо.

– Простите, но мы не можем разглашать такую информацию. Евгения, зайди ко мне, дам рекомендации по поводу пациентки.

Врач убежал, Женя обняла подругу и упорхнула за ним. Арсения была в смятении. Стало жалко какую-то неизвестную ей женщину. Она-то никому не нужная, а у той был муж и, возможно, ребёнок. Наверняка, и любящие родители имелись. Почему-то казалось всё несправедливым, будто она специально отобрала жизнь у той, которая была нужной, чтобы сохранить жизнь себе.

Родители и младший брат Кати сидели в столовой и пили чай. Мать всхлипывала, отец утирал ладонью слёзы. Миша шмыгал носом. Валентина Георгиевна родила сына поздно, и парню было всего пятнадцать лет.

– Мы деньги привезли, если нужно, – прошептала Валентина.

– Что вы, Валентина Георгиевна, ничего не нужно. Сейчас должен агент из похоронного бюро приехать. Выберем всё по каталогу. Не хотелось ничего решать без вас. О деньгах не думайте, выбирайте для неё всё самое лучшее, – произнёс Володя грустно.

– Спасибо, Володя, – ответила женщина дрожащим голосом. – Как Максимушка?

– Можно будет увидеть его. Через два дня выпишут. Нужно няню нанять, чтобы днём сидела с ним.

– Если бы мы жили рядом, я бы помогала. Возможно, с работы ушла. Как-то не хочется доверять такую кроху неизвестно кому.

– Проблему нашла. Поживи тут какое-то время, если зять позволит. У тебя отпуск ещё не отгулян. Я предупрежу твоё начальство, заявление отдам. Няня дело не быстрое. Надо хорошую женщину нанять, – высказал своё мнение Дмитрий Иванович.

– Оставайтесь, я буду только рад. А в будущем подумайте о переезде. Продадите дом, я вам до квартиры добавлю. Мише нужно в институт поступать, – Володя откинулся на спинку стула.

– С переездом не сейчас. Мишке ещё три года учиться. У него в школе друзья хорошие. А как переедет в новую школу, сразу гнобить начнут. Знаю по себе, хоть и в советские годы учился, – нахмурился Дмитрий.

– Что ж, буду ждать вашего решения. Пойду открою, наверное, из похоронного бюро пришли, – Владимир поднялся и направился к выходу.

У калитки действительно стоял похоронный агент, мужчина средних лет, простецкой внешности. Володя пропустил его во двор. Потом они полчаса сидели с родными Кати и выбирали всё, что необходимо для похорон.

Похороны пришлись на солнечный тёплый день. Как по заказу, распустилась поздняя болгарская сирень. В ногах у Кати лежал целый ворох цветов. Володя положил охапку сирени, а стоящая рядом мать две скромные розы. Элина пришла в дорогом вычурном платье от Гуччи и шляпке с вуалью. «Хоть в чёрном – и то ладно», – подумал сын, глядя на мать. Отец оделся скромнее, чёрная рубашка и такого же цвета костюм. Катины подруги тоже в тёмном, с траурными кружевными полосками гипюра на голове. Скромнее всех выглядела родня Кати, в одежде явно не первого года носки.