Вечер же был сказочным временем, ведь можно было лежать на сене, приоткрыв слегка один лаз в полудреме («Дик, следи за ружьями, не спи, хорошие гончие не спят сутками!»), а можно было, послав к черту все указания, сорвавшись с места, пока остальные псы призирают охотничьи пожитки, мчаться к Ладе. Она была не против – и радостные, мокрые от прошедшего дождя, носы двух собак мягко соприкасались.

Теперь же Лада повзрослела, превратившись в настоящую леди, с еще более густою шубкой и все теми же влажными карими глазами. Сложно сказать, читатель, на что готов был пойти Дик ради этих блестящих глаз…

***

Жарили в тумане кости,

Приходили в дом к нам гости,

Новоселье у собак –

И пора зажечь косяк*…

Мне же этого не надо:

Мне нужна лишь только Лада,

Чтоб в глаза ее смотреть,

Перепрыгивая жердь.

Помнишь, как в тумане влажном

Повстречались мы с тобой

Побеседовать о важном:

Чтобы ты ушла со мной.

Жарили в тумане кости,

Приходили в дом к нам гости,

Новоселье у собак –

И пора зажечь косяк*…

А мне этого не надо:

Мне нужна лишь только Лада,

Чтоб в глаза ее смотреть,

Перепрыгивая жердь.

Почему же не желаешь

В путь-дорогу ты со мной,

Разве ты не замечаешь,

Что во мне горит огонь?

Около псарни находилось полуразрушенное, кирпичное строение, с еще сохранившейся наполовину крышей, а в пяти ярдах от него – стоги сена. Именно там Дик и Лада вновь, вспомнив дорогие сердцу детские годы, кружились, наслаждаясь привольной, полной как опасностей, так и удовольствий, истинно собачьей жизнью и, конечно, друг другом.

***

А Дюк все мрачно сопел носом, доводя до умопомрачительной прожарки косточки маленьких, подстреленных совсем недавно, цесарок. Наконец он выпрямился и посмотрел хмурым недоверчивым взглядом на сероватое небо – а не будет ли снова дождя?

Торонта также смотрел на небо, но прогнозы капризной погоды мало интересовали его. Его занимали размышления, совершенно отличавшиеся от взглядов приземленного Дюка, или даже романтичного Дика. В данную минуту даже сама месть, коя могла завладеть на долгое время его рассудком, уступила свои позиции философским созерцаниям, склонность к которым была у Тора в крови, часто навещая его пытливый ум.

И вот он думал. Деятельный мозг гонял туда-сюда самые разные идеи. Тор созерцал небеса и, кто знает, вспоминал, возможно, с тихою скорбью золотистую Миру и ее заваренный чай.

– Ожидать и созерцать иногда полезно, друг мой. –

Он обернулся, потом, словно вспомнив о чем-то, посмотрел вниз и улыбнулся. Пэтси поморгал снизу вверх своими блестящими и, надо сказать, довольно многочисленными, пуговками и вскарабкался на плечо к лису, а потом полез по его черному локону лохматых и от постоянных встреч с дождем грязью пушистых волос.

–Я задумал план. И намерен воплотить его любой ценой в жизнь. –

Торонта вздохнул. Но то был не вздох сожаления или же скорбящей грусти – скорее, знак подготовления его души к тому, что скоро должно было произойти.

–Ты обещал участвовать в моем плане, помнишь? –

–Конечно. Пэтси никогда не забывает своих обещаний, – паук гордо риоднялся на маленьких ножках, – Я выделю тебе столько яда, сколько необходимо. –

–У нас есть фляга. – Торонта ходил взад-вперед, скрестив лапы за спиной, – Нужен еще сосуд. Не хочу, чтобы мы загрязняли твой походный домик. –

Каракурт деловито вскарабкался ему на плечо.

– Сию задачу можно решить, думаю, за несколько часов. – Торонта внимательно на него посмотрел. – Здесь же водятся улитки, не так ли? –

– Ты имеешь в виду панцирь? А, кстати, неплохая идея. Они могут подойти. –

Действительно, улиток хватало. Сохраненная густою растительностью после дождя, влажность сделала свое дело. Маленькие брюхоногие моллюски с радостью населили мокрую почву, сочно поглощая вкусные листья и шевеля своими причудливыми рожками.