К тому же взаимоотношения между семьями Ли и Бувье были неприязненными. Родители Дженет, лишь недавно разбогатевшие, относились всего-то ко второму поколению ирландских иммигрантов. А семейство Бувье – их соседи по Парк-авеню и Ист-Хэмптону, объявлявшие себя потомками французских аристократов, – кичились своим происхождением, глядя на Ли сверху вниз. В результате обе семьи считали этот брак мезальянсом.

Забавно, но аристократическое происхождение Бувье – это выдумка главы огромной семьи, майора Джона Верну Бувье – младшего. Его отец со своими двумя братьями были одними из самых успешных дельцов в мире финансов на Уолл-стрит и одними из старейших членов Нью-Йоркской фондовой биржи. Их наследник во время Первой мировой войны был назначен майором Корпуса генерального прокурора армии США, а после войны 40 лет проработал судебным поверенным, не чураясь и биржевых сделок.

Майор Бувье («Майором» его звали все в округе, включая домочадцев) вел обширную общественную деятельность, а с наступлением почтенного возраста занялся, помимо прочего, собственной родословной. Он-то и родил миф, согласно которому Бувье – потомки «старинного знатного рода из города Фонтен близ Гренобля». В 1940 году Майор даже опубликовал в частном порядке свое генеалогическое древо под названием «Наши предки».

Вообще-то фамилия Бувье, на самом деле означающая «пастух», очень распространена во Франции, особенно в районе Альп, где ее носят более 8000 семей. Что же касается династии наших героев, ее основателем был потомственный плотник из Прованса, ставший солдатом армии Наполеона, Мишель Бувье. После разгрома Бонапарта он прибыл в Филадельфию и стал известным мастером-краснодеревщиком. В числе предков Майора были угольщики из Савойи, гончары из Окситании… В общем, голубая кровь в жилах Бувье не текла. Зато истинно французского шарма и обаяния у них было в достатке, и члены семьи старательно поддерживали семейную легенду.

Дочь Джона и Дженет Бувье крестили за три дня до Рождества. При крещении она получила имя Жаклин Ли – в честь Джеймса Ли, самого богатого родственника. Для купели ее даже обрядили в ту же сорочку, в которой некогда крестили деда. Джеймс и должен был стать крестным для Жаклин, но недолюбливавший тестя Джон Бувье воспользовался его опозданием и быстро заменил своим юным племянником Мишелем. По иронии судьбы эта история повторилась спустя много лет, когда Жаклин к алтарю поведет не он, а ее отчим.

Джон, Дженет и Жаклин Бувье жили в Нью-Йорке в огромной двухуровневой квартире из 11 комнат в доме на Парк-авеню, построенном отцом Дженет. Об арендной плате Джон не заботился, поскольку тесть, при всей скупости, предоставил дочери с зятем бесплатное жилье. Рядом располагался Центральный парк, с которым многое связано в жизни Жаклин, в том числе и забавное происшествие. Ей было четыре года, она гуляла в парке с младшей сестрой и няней и случайно отбилась от них. Прибежавшая домой в панике няня сообщила ужасную новость Дженет. Оповестили полицию, и вся семья провела более двух часов в страшном волнении. Наконец позвонили из участка, и дежурный офицер доложил, что нашлась маленькая девочка, которая дала этот номер телефона, но не назвала своего имени. Обнадеженная Дженет бросилась в участок и обнаружила, что Джеки совершенно спокойно сидит на табурете и болтает с полицейскими. А офицер с улыбкой поведал, что юная дама подошла к полицейскому и невозмутимо заявила: «Моя сестра и няня, кажется, потерялись». С тех пор Жаклин Бувье была любимицей полицейского участка Центрального парка.

Летом семейство Бувье переезжало в арендованный коттедж в Ист-Хэмптоне. Там Жаклин Бувье впервые попала в светскую хронику, которая отметила ее второй день рождения. Там же она впервые участвовала в выставке собак, где ее шотландский терьер Хучи получил одно из призовых мест. Однако вскоре летние сезоны они стали проводить в поместье деда Бувье «Ласата» [2] на Лонг-Айленде. Здесь на 12 акрах разместился теннисный корт, конюшня с восемью стойлами, манеж для выездки и выгул для лошадей. Центром поместья был увитый плющом громадный особняк в старинном стиле. Жаклин всегда с ностальгией и необыкновенной теплотой вспоминала Ласату, где прошли ее самые безоблачные годы, а отец и дед Бувье стали первыми главными мужчинами в ее жизни и оставались таковыми весьма долго.

Правда, назвать Ласату «тихим местом» было бы решением опрометчивым: не только из-за громкого голоса хозяина поместья (Майор был глуховат и потому сам орал немилосердно), но и из-за галльского темперамента его обитателей. Каждый из членов большой семьи имел собственную, нередко эксцентричную индивидуальность, и выяснение отношений нередко бывало довольно бурным. Старший из детей Майора, Джон, не ладил ни с одним из домочадцев, отец не одобрял поведение сына, а мать неизменно ему потакала во всем. Так было и до его женитьбы на Дженет, и после нее, и даже после рождения дочерей – Жаклин и ее младшей сестры Кэролайн Ли, которая появилась на свет 3 марта 1933 года. Младшую дочку назвали в честь прабабушки, Кэролайн Юинг, но все звали ее вторым – коротким именем. Сама она сетовала: «Жаль, что никто не называл меня первым именем, Кэролайн, впрочем, второе дали исключительно затем, чтобы порадовать вредного деда». Но попытки родителей дважды умаслить богатого родственника потерпели фиаско: старый скряга настолько ненавидел всех Бувье, что впоследствии заставил внучек официально оформить отказ от претензий на его наследство.

В отношениях с дочками Блэк Джек скорее напоминал любовника, чем отца: безответственный, но веселый; тщеславный, но не терпящий скуки; нежный, но требовательный. Он считал, что все остальные в подметки не годятся ему и его дочерям, из-за чего последние никогда не ощущали себя частью большого клана, но в отце души не чаяли. Благодаря его наставлениям Ли и Жаклин, которую на американский манер звали Джеки, усвоили, что они должны стать лучшими из лучших. Не раз домочадцы и гости поместья были шокированы его высказываниями в духе: «В один прекрасный день Ли станет настоящей красоткой. Вы только посмотрите на эти глаза, на эти сексуальные губки». Подобные заявления в семье называли «витамином П» – от слова «похвала». Этот витамин чаще всего доставался Жаклин, причем заверения в том, что у дочерей не будет отбоя от поклонников, раздавались даже чаще, чем комплименты за умение держаться в седле: «Джеки выглядит просто потрясно. Все призы взяла в этом году… И вдобавок самая хорошенькая!»

Действительно, старшая дочь унаследовала от родителей самое лучшее: от любимого папочки красивую внешность и жизнелюбие, а от матери – спортивный дух и внешний лоск. Младшая сестренка в этом плане от нее не отставала, однако различие между сестрами было довольно сильным. Темноволосая Джеки росла прилежной и сдержанной, а блондинка Кэролайн отличалась активным и озорным нравом. «Когда мне было семь лет и мы жили в Нью-Йорке, я сбежала, – рассказывала однажды Ли. – Я взяла свою собаку и пошла по Бруклинскому мосту… Далеко я не ушла, довольно сложно сбежать на каблуках твоей матери». Играла свою роль и разница в возрасте между сестрами: «Слишком маленькая, я не могла быть такой спортивной и дерзкой во всем, – пишет Ли. – Просто была не в состоянии соответствовать его ожиданиям».