И какими были наконечники тех дротиков и стрел – каменные, медные, бронзовые или железные – значило немного. Этот способ войны более не годился, видел Вестник: шуму много, длится долго, а убитых кот наплакал.

Что есть стена, спросил Вестник – и глядя на строй тяжеловооруженных воинов, ответил: щит и панцирь.

Что пробивает панцирь? Вестник снова посмотрел на яростную сечу двух войск и уверенно ответил: копье и кинжал.

А что одолевает щит?

Вестник долго смотрел, как броненосная пехота рассеяла войско противника, прогнала его через все поле брани к городским стенам, где и перебила на глазах у родни – а после, огрызаясь и потрясая окровавленным оружием, отошла назад, потому что со стен в нее летели камни, дротики и стрелы, и хотя только один из десяти достигал цели, но воины, что стояли внизу, не могли ответить и одним на сотню. И тогда Вестник сказал: щит одолевают много ударов, если они сильны и направлены с разных сторон.

Вестник мягко улыбнулся, когда божественная справедливость открыла, как применить этот ответ к угодному богам вопросу.

Он принял облик отшельника-ученого и явился к предводителю войска, которое всегда било врагов в поле, но не могло взять городских стен. Он говорил не кратко и не пышно, он объяснял так долго, как это требовалось, а потом еще два раза по столько, чтобы до людей дошло: воевать нужно не оружием, а головой.

И вождь, у которого нашлась достаточно умная голова, отправил воинов валить лес и строить тараны и большие деревянные башни на колесах, а еще рыть подкопы и делать надежные насыпи, по которым тараны и осадные башни могли бы подойти к нужным частям городских стен.

Вестник полюбовался падением города, но на резню, что последовала за ним, отвлекаться не стал. Ему еще оставалось донести истинные секреты войны до других племен, чтобы никто не мог чувствовать себя в безопасности ни за какими стенами.

И там, где жили люди, не стало безопасных мест.

Уверенный, что задание выполнено, Вестник поднялся по небесной лестнице и предстал перед богами. Выслушав его, боги вознаградили Вестника за труды и позволили уйти в небытие. А сами, спокойные и терпеливые, остались ждать, пока план принесет плоды.

Они верили, плоды будут именно такими, какими нужно.

Верили в это и люди, и вера их питала богов, а пуще того питали людские дела. И даже стоны земли поутихли, приглушенные другими стонами, к которым боги с удовольствием прислушивались, не отвечая иначе как многозначительным молчанием.

Но шли годы и века, и молчание значило все менее и менее.

…И стенали боги: есть у людей досадная манера предавать синему пламени самые замечательные планы. Им и самим от этого бывает несладко, и все же человек готов причинить себе вред, лишь бы кому-то стало еще хуже.

И заметили боги: синее пламя, в котором сгорают тайные замыслы и благие намеренья тех, кому суждено было править, разгорается из крошечных искр звездной мудрости и людского упрямства. А топливом для этого пламени служат людские же чувства и страсти: алчность и честолюбие, благородство и отвага, зависть и злоба, любовь и преданность… качества, которых никак нельзя отнять у человека, не уничтожив его. Боги готовы были ждать, пока человечество само истребит себя, однако синее пламя сгинувших надежд мешало ожиданию.

И сказали боги: явись же, Учитель, и отними у людей синее пламя, дабы план исполнялся согласно задуманному, а не как придется.

И мысль богов стала плотью, и склонился Учитель перед богами, и сошел на землю.

Звездная мудрость, конечно, была ведома Учителю. Она проливалась звездным светом на всех, кто живет под ночным небом, кто видит на черно-синем бархате небосвода самоцветный узор дальних светил. Любопытные люди, бесспорные потомки обезьяны, которая в час творения попалась богам под горячую руку, иногда видели в этом узоре Высший План Творения и в меру своего недалекого разумения толковали его, применяя к земным делам. Учитель знал истинную цену таким толкованиям, но продавали и покупали сей товар – люди, которые не нуждались в советах со стороны, предпочитая советоваться с безмолвным небосводом и не менее безмолвными богами, что обитали по ту сторону небес.

Учитель не собирался спорить с предсказателями. Ему требовалось другое. Лишить людей синего пламени.

Искры, из которых оно разгорается, порождены звездной мудростью и человеческим упрямством. Лишить людей второго даже богам не под силу; переупрямить человека – да, это они могут, может и Учитель, но ведь это нужно сделать с КАЖДЫМ из живущих! убить проще, а ведь сам Посланник не стал браться за подобную задачу… Лишить людей звезд, закрыть для них небосвод, – Учитель обдумывал это, даже провел несколько опытов, но от идеи пришлось отказаться: лишенные возможности видеть небо, люди нашли для себя звезды в морской пучине, в лесной траве и иных малоподходящих местах, и разжигаемое отражением звездной купели призрачное пламя имело тот же презрительно-синий оттенок.

Тогда Учитель зашел с другой стороны. Раз нельзя отобрать у людей пламя, можно отобрать у пламени цвет. В крайнем случае, дать другой, безвредный цвет взамен.

Настоящий учитель никого и ничему не учит, но побуждает учеников к самостоятельному обучению, тем самым каждый из них может и должен превзойти учителя, и это не принижает его, но возвышает.

Учитель был настоящим – а как же иначе, ведь сами боги призвали его на землю, – и очень тщательно подобрал себе учеников. Если в костер подбросить медных опилок, огонь ослабеет и из рыжего станет зеленым, если добавить серы и фосфора – вспыхнет яркой белизной и почти сразу погаснет… Цвет зависит от того, чем и как топить. Если позволить пламени людских стремлений гореть свободно, как доселе делали боги, ничего не делая, – оно часто будет синим, это уже понятно; а если скармливать ему особые, отобранные… дрова, так сказать? Если, по древнему примеру, превратить Надежду – не в богиню, нет, это приведет лишь к войне между богами, среди которых появится синее пламя, – но в божественную стихию? Да, сложно, да, непривычно – и все-таки люди о богах и не такое сочиняли, если им долгое время скармливать правильные байки – поверят как миленькие. Захотят поверить.