— Почему же тебе не сказали о ней? — недоумевала жена.

Ну как ей это всё объяснить, если мы и сами друг друга не поняли?

— Мать Алисы хотела её скрыть.

— Почему?

— Мы расстались нехорошо. Она не хотела, чтобы я знал о девочке.

— И как же ты узнал о ней в итоге?

— Сказали добрые люди.

— А мне почему не говоришь? Скрыл.

— Не хотел поднимать сейчас эту тему.

— Может, у тебя две семьи, и поэтому скрывал, пока я сама не услышала? — кидала Лиля обвинениями.

Да, конечно, если бы она скрывала ребёнка от меня, меня бы тоже навело это на подобные мысли… И отчасти она права. Задумчиво постучал пальцами по столешнице письменного стола.

— Нет, просто посчитал этот разговор сейчас неуместным, вот и всё, — хмуро ответил я ей.

— И что дальше? — Закусила она губу, выжидательно глядя на меня.

— Буду заниматься ребёнком. Участвовать в её воспитании, содержать девочку и её мать.

— И её мать? — повторила за мной жена. — Не понимаю. Зачем тебе содержать ещё и эту женщину? Она больна?

— Нет.

— Тогда зачем, Марат?

— Потому что она мать моего ребёнка, и я хочу, чтобы обе они имели комфортные условия для жизни. — Старался говорить ровно и спокойно, но этот допрос с пристрастием начал раздражать. Особенно когда Лиля попадала в яблочко.

— Ну она же не ребёнок! Работает, наверное, — выразила недовольство Лиля. — Зачем тебе обеспечивать ещё и здоровую кобылицу?

— А я не понимаю, в чём у тебя тут вопросы? И тебя бы я обеспечивал точно так же, и ребёнка.

— Да, но только я не могу родить, и поэтому ты обеспечивать собрался её!

— Лиля, — предупреждающе рыкнул я.

Она закрыла лицо руками и заплакала.

— Ты… ты уйдешь. Ты теперь уйдёшь…

Господи, как по сердцу ножом… Подошёл к ней и присел рядом, убрал её руки от лица, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Не говори глупости. И не ревнуй, — сказал я Лилии. — Дело не в том, что ты… Что у нас есть некоторые сложности. Дело в том, что этот ребёнок уже существует, и я хочу помогать дочери. Это правильно. Это моё прошлое, Лиль. Ты прекрасно понимаешь, что до встречи с тобой я не жил монахом. У каждого есть прошлое.

— Ты её любил? — спросила она, всхлипывая. — Мать девочки.

— Почему ты спрашиваешь?

— Раз у вас даже дочь родилась. Значит, любил.

— Ну, наверное, любил, — пожал я плечами. — Но теперь это в прошлом. А ребёнок навсегда, ты же понимаешь. Почему не помочь, если я могу обеспечить девочке хорошую жизнь, питание, дать образование?

Чувствую, как мне аукнутся однажды эти слова, но сейчас у меня просто язык не повернётся сказать, что да, кажется, люблю её. Даже эти две недели я был сам не свой, физически тут, а мыслями в России… И я уже не смогу не думать о Лине. Просто не смогу. Но сказать это всё прямо сейчас ей в глаза?

— И ездить, как ты догадалась, домой я теперь буду чаще.

— Ты завтра летишь к ней?

— К дочери?

— К обеим…

— К дочери, — настоял я. — Да, я лечу к ней.

— Ты купил этой женщине дом?

— Не “этой женщине”, а дочери, Лиль. Да, купил. И что?

— Ей что — негде жить или она тянет из тебя деньги, Марат? — Лиля, кажется, готова была рвать на себе волосы от невыносимой сложности этой ситуации. Её кулаки были плотно сжаты, я чувствовал, как её колотит от нервов. А я в каждом ответе просто танцую босиком на углях…

— Нет, я решил это сам. У них слишком тесный и уже очень старый дом.

— Мне кажется, ты просто её любишь, да и всё, — сжалась она в ком в кресле, обняв себя руками. — Матерям своего ребёнка из прошлого дома не покупают…

— Лиль… — Устало я сел прямо на ковре, устав сидеть возле неё на коленях. — Я очень устал. Я тебе уже всё объяснил. Давай закончим, пожалуйста.

— Ты с ней спал в этой поездке, скажи мне? — продолжала она глотать слёзы и рвать мне этим сердце. — Я же чувствовала, что ты словно чужой вернулся. Как будто тебя подменили за эти сорок восемь часов! Сторониться стал меня. Секс нам запрещён был, но ты и обнимать, и целовать меня перестал.

— Лиль!

— Марат, скажи мне! Ты с ней спал, да?

Да, таких чувств, как к Багире, у меня к Лиле никогда не было. Но я ведь женился на ней, она мне не чужая… Мне больно от её слёз и от всей этой ситуации, в которой я виноват больше всех, наверное. Ляпнул тогда про этот чёртов аборт, не мог сказать как-то иначе… Но откуда я мог знать, что всё повернётся именно так?

— Нет, не спал, — честно ответил я, проведя ладонью по лицу. — Пойдём отдыхать, Лиль…

Она встала на ноги и посмотрела в моё лицо.