Также я заново открыла, что возвращение к жизни в одиночку в квартире, имело и позитивные стороны — по крайней мере, не нужно приводить в порядок всё то, что Але разбрасывал вокруг.

Попробовала несколько раз найти по телефону Виолу, но она словно провалилась сквозь землю. Я понимаю, у неё имеются свои обязательства, но такое эгоистичное и причиняющее боль отношение так необычно для неё.

После длительной субботы, проведённой за наведением порядка в квартире, воскресным утром я проверила и привела в порядок документы по текущим делам и, как всегда, отправилась на обед к родителям.

Пока вела машину к их дому, мне пришло на ум, что Але никогда не стремился поехать со мной, несмотря на то, что мои мама и папа — это родители женщины, с которой он жил.

Напротив, для меня наслаждаться их обществом было глотком свежего воздуха, и я никогда не смогла бы отказаться от них.

В этом, как и во многом другом мы с Але отличались друг от друга. Слишком многом.

Я провела с моими весь день в маленьком домике на холмах, самом спокойном месте в мире. Во время обеда я призналась родителям в том, что произошло два дня назад, а они не сумели скрыть ни свои понимающие взгляды, ни, особенно, глубокий вздох облегчения. Я постаралась не замечать их реакцию, и они с редкой элегантностью поменяли тему, чтобы отвлечь меня. Потому что, если правда и заключалась в том, что Але не был правильным мужчиной, оставаться в одиночестве в тридцать пять лет было непросто для меня, и они понимали.

— Твоя мать уже готова — в этом году она хочет сделать заготовку для соуса, и законсервировать его и для тебя тоже, — сказал отец, покачав головой, когда мы отдыхали одни в саду. Он давно ушёл на пенсию и в свободное время наслаждался садоводством. Довольный, он показывал мне свои достижения. Овощи, растущие в огороде, и в особенности помидоры, в настоящий момент ещё зелёные, но уже достаточно крупные, чем он необычайно гордился. — И ты понимаешь, что она не ограничится только этим, — продолжил он.

Я засмеялась, вспоминая десятки банок, которые каждый год оказывались у меня дома: джемы, сырые и варёные соусы, соленья и маринады, а также тонны томатного соуса. Они оба были неутомимы и я искренне ими восхищалась.

И самое важное, они всё ещё оставались влюблёнными друг в друга.

Мне бы хотелось и для себя создать такой союз, я мечтала найти мужчину, который прошёл бы рядом со мной по жизненному пути, и с кем могла бы делиться всем.

Но, возможно, это была не моя судьба и я должна начинать принимать реальность.

Родители настаивали, чтобы я осталась на ужин, но я стремилась вернуться домой. Мне очень хотелось побыть немного наедине со своими мыслями.

Итак, я вернулась в город, и Парма в воскресный вечер была полна жизни. Ярко освещённая, она возвышалась со всеми своими течениями, которые скользили вдоль берегов, а радостные юноши и девушки гуляли вдоль окружающих тяжёлых стен, в поисках небольшого бара, где могли бы провести вечер.

Я увидела быстро протекающую жизнь, в то время как сама закрылась в своём тихом пузыре, ожидая начала новой недели. В надежде на то, что работа уведёт меня подальше от того одиночества, которое цеплялось за меня, и всё больше и больше тянуло вниз.

Одиночество, в котором я уже жила некоторое время, несмотря на то, что Але был рядом со мной, и сейчас я понимала это.

* * *

Утром в понедельник я галопом примчалась в привычный бар на площади. По крайней мере, благодаря подтверждающему сообщению у меня была уверенность, что найду Виолу ожидающей меня. И действительно, я увидела её, сидящую под бледным солнцем, которое просачивалось сквозь здания в центре. Она наклонилась над своим мобильным телефоном и глубоко погрузилась в активный разговор в чате с бог его знает кем. Я остановилась перед столиком и в ожидании положила кулаки на бёдра. Только в этот момент она заметила моё присутствие.

Виола подняла взгляд и, увидев меня, удивлённо открыла глаза и рот. Она поспешно закончила переписку и встала, чтобы тепло меня обнять.

— Что ты сделала? Ты прекрасна и очаровательна! — она отступила на шаг назад, чтобы рассмотреть меня и каждую мою светлую прядь. — Но когда ты ходила к парикмахеру?

— Я не ходила к парикмахеру, это произведение Филиппо, — ответила я, сохраняя дистанцию и, раздражённая, села за столик. — Извини, но я тороплюсь.

Виола села напротив меня и прикусила губу.

— Прости меня за то, что исчезла, — начала она с сожалением. — У меня произошёл несчастный случай… я не смогла тебе позвонить, — она попыталась оправдать себя.

— Ты могла хотя бы послать мне вчера сообщение, — обвинительно сказала я. — Знаешь, через что я прохожу… И всё же беспокоилась о тебе. Миллион раз тебя искала и безрезультатно, ты не удосужилась даже ответить на телефонный звонок!

— Ты права, мне нет оправдания, — пробормотала она, но так и не объяснила причины своего необычного поведения.