Но вот Таня… Она странным образом не была похожа ни на кого. Во-первых: она была талантливая, возможно, даже талантливее меня, во-вторых: её внешность вызывала во мне сильнейшей волнение, потому что она была как раз того типа женщин, которые завораживали меня, как героини старых-старых фильмов со светящимися волосами и лицами, и ресницами, отбрасывающими тень на половину экрана, а в-третьих: вот как сейчас, она вообще ни на кого из девушек не была похожа. Оттого ли, что как Марк сказал, её бросил жених, и она переживала это, или потому что она вообще такая, я ещё не разобрался, а так хотелось…

– Неравнодушен, правда, – сказал я, решив тоже быть прямым как шпала.

И тогда Таня улыбнулась, посмотрев на меня, она впервые так улыбнулась, с настоящими лучиками из глаз.

– Что ж… приятно. Ты… Наши Каринка с Олей влюбились в тебя, и мои соседки по комнате. Так что… мне льстит.

И всё? Разочарованно подумал я. Вот чертовка… но ведь улыбнулась. В первый раз улыбнулась по-настоящему. Ну ладно, если это первый успех на пути, в финале которого она тоже влюбится в меня, я не против… В конце концов, странно было бы, если бы она тоже вот так, сходу влюбилась в меня, как я в неё… а я влюбился.

Я о ней думал. Она мне снилась. Я выискивал её каждое утро, взглядом обшаривая окрестности общежития и весь путь до училища. И радовался, если видел её, тогда я её догонял или дожидался, чтобы вместе дойти до училища. Из-за того, что она была такой странно-независимой и насмешливой к тому же, я смущался действовать как обычно, напрямую. Карина сегодня снова позвала в кино через Олю, которой, похоже, не улыбалось быть некрасивой подружкой, она сама посверкивала карими глазами, глядя на меня и улыбаясь. Кино так кино, хотя в последнее время было легко нарваться на какую-нибудь порнуху, неловко с девушками…

Приближался уже Новый год, мы с группой решили отпраздновать, собравшись. Мои соседи по блоку все собирались уехать домой на каникулы, ко мне это не относилось. Сиволобов спросил у Тани, не уезжает ли и она. Нет, Таня не уезжала.

– Отлично, а то без Снегурки-то куда? – к общему хохоту сказал Щелкун.

С лёгкой руки Марка мы все называли Сиволобова Щелкунчиком или Щелкуном, к счастью он не обижался, даже Оля Табуретка перестала обижаться, хотя я не называл её так, она была милая и даже нравилась мне. Все мы ходили с прозвищами, которые выдумал Лиргамир для нас. За них Таня, Сексуальный Эльф, по его прозванию, назвала его Марковкин, это совершенно не шло красивому Лиргамиру, но было так смешно, что мы все его так называли, сам Марк не обижался, кажется, Тане он готов простить всё, даже насмешки.

– Ну и отлично! Значит, скидываемся… по сколько?

– Не знаю…

– По двадцатке? – сказала Таня, денег, похоже, правда не считает…

– Не много? – пискнула Оля, поддержанная Серёгой Чертко.

– Не много, – сказал я, поддерживая Таню. – За мной котлеты и сосиски. Картошки можно сварить, что ещё?

– Капусты и вообще всяких солёностей можно, – сказал Очкарик.

– И салатов сделать можно самых разных! – радостно заулыбались девчонки. Мы сделаем и принесём. А ещё?

– Ну что… ясно, – Щелкун показал два пальца, большой и мизинец, изображая шкалик.

– Я куплю, – снова сказал я. У меня завелись обширные связи в течение прошедшего года на Арбате, в той же коммуналке, жила продавщица одного из винных, которую я регулярно защищал от её благоверного, за это она мне стирала. Думаю, не откажется посодействовать. – Накинуть только надо будет сверху.

В общем, решили и начали готовиться. Однако в последний день перед праздником нас ещё ждал сюрприз.

Да, мы собрались сделать сэйшн, которых в моей жизни было столько, что я их ненавидел, но с новыми товарищами, конечно, надо было вместе собраться. Я не люблю алкоголя, все эти прошлые свои пагубные пристрастия я заменяю теперь только сигаретами, и вот, искусством.

Сегодня у нас должна была быть обнажённая модель, как обещал профессор, мы вошли в нашу уже ставшую родной аудиторию, в дальнем углу была ширма, где наша модель должна была бы раздеться, но пока её не было. Я, как и остальные, с волнением ожидал начала занятия. Каких только уже заданий мы не выполнили за прошедшие месяцы, рисовали друг друга, причём на одном из занятий, профессор вызвал в середину трёх наших девочек, усадив на стулья, разобрал их внешность.

– Вот взглянем, дорогие мои. Три типа женского лица и тела, всего три и целых три.

Он положил руки на плечи «табуретки», отчего она сразу вытянулась, будто стараясь стать повыше ростом, и продолжил:

– Обратите внимание, перед нами… мягкий южный славянский тип. Округлые очертания лица, мягкие, изменчивые черты – он провёл пальцами возле Табуреткиного лица. – Коротковатая шея, большие мягкие уши, чтобы носить большие серьги.

С этим словами он поднял Табуреткины волосы, стриженные под каре, отчего она запунцовела до слёз, что ж, понять легко, целый Вальдауф ласкает твою короткую шею.