Холден
Родители хотели сделать из меня «идеального сына».
Они поняли свою ошибку, когда я вернулся из лагеря терапии в истерике, весь избитый.
Потом была кушетка лечебницы для душевнобольных. Из-за холода, что впился в меня ледяными клешнями.
Да, я все так же крут, но теперь уже сломлен. Больше никого не подпущу к себе и на метр.
Мне осталось продержаться год в Санта-Крузе, после чего я заберу наследство и начну все сначала.
Я не планировал влюбляться.
Но судьба смеется над нашими планами, не так ли?
Ривер
Что для меня счастье? Семейная автомастерская, дом, жизнь в Санта-Крузе.
Футбол не входил даже в десятку. И я притворялся, чтобы оправдать чужие ожидания.
Для всех остальных моя жизнь идеальна. Для меня она – ложь.
С тех пор как заболела мама, слово «дом» приобрело иное значение. Я терял с ним связь, удаляясь все дальше от самого себя.
Я мечтал о тихой гавани. Холден был другим.
Бунтарь по натуре, любитель парижских вечеринок, неисправимый сердцеед.
Моя полная противоположность.
Но что случилось бы со мной, если бы он ушел?
Демоны одного, обязательства другого – все играло против них. Но, разбивая сердца, судьба дарит то ощутимое и реальное, отчего ты уже не в силах отказаться…
Emma Scott
WHEN YOU COME BACK TO ME
Copyright © 2020 by Emma Scott
Плейлист
Предупреждение
Пожалуйста, обратите внимание, что данная книга содержит факты, которые могут задеть чувства некоторых особенно впечатлительных читателей: потеря близкого человека, депрессия, проблемы с психическим здоровьем, последствия конверсионной терапии и сексуальная эксплуатация (в качестве упоминания). Я искренне надеюсь, что отнеслась к этим проблемам с тем вниманием и трепетностью, которой они заслуживают. Предназначено для читателей от 18 лет и старше.
Посвящение
Биллу, со всей моей любовью. Спасибо, что был тихой гаванью посреди моей бури.
Пролог. Холден
Позволь всему случиться с тобой. И прекрасному, и ужасному.
Просто продолжай свой путь. Все чувства многогранны.
Лечебница дю Лак Леман Женева, Швейцария
– Могу я открыть тебе секрет?
Комок под одеялом на кровати в другом конце комнаты ответил раздраженным фырканьем.
Я попытался еще раз.
– Я не шучу, Майло. Это очень важный секрет, который может изменить всю жизнь. Уж поверь мне.
Мой сосед по комнате поглубже зарылся под одеяло.
– Отстань от меня.
Майло напоминал заснеженный холмик в нашей побеленной комнате. Белые простыни, белые стены, белый линолеум на полу. Как внутри иглу. Если бы я слишком долго зацикливался на белом цвете, то начал бы дрожать под собственным тонким одеялом.
Не потому, что мне было холодно. На самом деле август в Швейцарии довольно приятный. Но родители отправили меня на полгода на Аляску в лагерь жестокой конверсионной терапии, после которой мне пришлось приехать в Лечебницу дю лак Леман. Прошел год, но часы моего бодрствования до сих пор омрачались кошмарными воспоминаниями.
Стены и потолок моей комнаты представлялись бескрайними белыми равнинами Аляски. Зеленые леса, окружавшие лечебницу, пробуждали воспоминания о бесконечных ночных походах в лютый мороз. Теплая вода крытого бассейна превращалась в ледяные глубины Медного озера [1] , куда меня окунали, голого и замерзшего…
1
Медное озеро (Copper Lake) – расположено в национальном парке Северные Каскады в американском штате Вашингтон.
Я больше не плаваю в бассейнах.
Доктор Лэнг сказал бы, что я проецирую свою травму на лечебницу, которая на самом деле довольно уютное и теплое место. Но моему ПТСР [2] плевать на кружевные оборки. Я все равно вижу розовую крысиную задницу, коей и является это место. Его доводы бессмысленны. Белый = снег = Аляска = пытка.
И в любом случае, комнату, которую я делил с Майло, уж никак нельзя было назвать «теплой и уютной». Лечебница дю Лак Леман – это психиатрическая больница, пытающаяся замаскироваться под санаторий или отель. Лунный свет струился через зарешеченные окна, освещая нашу скудную мебель: две односпальные кровати, одна книжная полка, заполненная в основном моими дневниками, и несколько рисунков Майло на стене (прикрепленных скотчем, а не булавками или гвоздями).
2
ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство.
Я ставлю пятерку за старание, но решетки на окнах менее походили на «уютные гостиничные» и более на «шикарные тюремные». А тюрьмы занимали первое место в моем списке триггеров. Я уже дважды позволил лишить себя свободы – сначала на Аляске, а теперь здесь.
Но больше никогда.
Майло под одеялом шмыгнул носом, расстроенный тем, что утром меня уже здесь не будет. Я не мог понять почему. Я бы не стал по себе скучать. Но он милый парнишка. И мне очень не нравилось его расстраивать. Я свесился с кровати и попробовал еще раз.
– Эй, Майло.
– Не разговаривай со мной.
– Это большая тайна, – увещевал я. – Даже огромная. Ты не захочешь такое пропустить.
– Я же сказал: отстань от меня.
Боль в его голосе – детском и искаженном от слез – пронзила сморщенный ледяной камень, заменявший мне сердце. Майло Бациркис, сын богатых судоходных магнатов из Буффало, штат Нью-Йорк, был на два года моложе семнадцатилетнего меня, но травмы, из-за которых он здесь оказался, сломили его, заставив говорить и вести себя так, словно он потерянный маленький мальчик.