Шрифт:
– А есть ли по этому поводу какие-то данные? – спросила Сигне.
– Есть. Но противоречивые, – ответил Хёд. – Их атаки пока слабы, возможно, это обусловлено невозможностью большего проникновения на Ветви. Или ликвидация Фьялара не является их первичной целью. Или они выжидают, причём разные структуры ставят свои задачи. Одно точно – корону отдавать им нельзя.
– А разве нельзя оставить её у нас? Вернуть Хеймдаллю?.. – спросила Герда.
– Нет, – ответил Ньёрд, – мы не можем. Эта корона не принадлежит нам. Если бы её отдали по доброй воле или мы захватили корону в бою – была бы такая возможность. Хотя и не лучшая – обитатели Сумеречных Земель и Хель теперь сами стремятся отречься от всего, что напоминает о былом Королевстве теней. Но забрать корону мы не вправе. Придётся пройти с ней – через вражеский строй.
– Что бы враги ни задумали и куда бы они ни пошли, их встретят развернутые знамёна и наши клинки! – заявила Фригг.
– Вот отличное напутствие и повод открыть вино!.. – ответил Форсетти.
– Завтра надо определить точный состав группы, согласовать маршруты продвижения и основные детали операции. Сбор на Хёгландской Ветви, – завершил совещание Ньёрд. – А теперь выпьем за победу!..
…Форсетти вышел в сад, закурил трубку. Постепенно гасли все окна в доме, осталось одно – в их спальне с Салли. Потом погасло и оно. Форсетти выбил трубку и пошёл домой.
Он услышал в саду стук и резко обернулся: но это было просто зелёное яблоко, сбитое порывом ветра и упавшее с ветки.
– …Ты не берёшь меня! – возмущённо сказала Салли и отвернулась от Форсетти. – Думаешь, я буду тебе обузой! Я не вчера родилась и была в походах и на войне. А ты оставляешь меня дома!
Она встала с кровати и подошла к окну. Была поздняя ночь, постепенно она сменялась предрассветными сумерками. Салли проснулась первой, потом проснулся и Форсетти.
Она стояла у окна и смотрела на лес, где на опушке горел одинокий фонарь.
– Прости, Салли. Я не могу. Ты дорога мне. Это будет тяжёлый поход. Салли обернулась:
– Я буду волноваться за тебя! Очень сильно!
Она подошла, села на край кровати и обняла его. Форсетти поцеловал Салли.
– Не переживай. Я скоро вернусь. Пройдёт лето, и в саду поспеют яблоки, упадут и покатятся по траве. А потом начнётся листопад, а за ним придёт Великий Снегопад, и мы вместе отправимся в Зимний Сон. На заснеженные горы с зелёными долинами.
Салли поцеловала его в ответ.
Из рукописи, выставленной в лавке старого книготорговца
«Дом, составленный из снопов соломы, перевитый цепочками из бересты, без перегородок – один большой зал. Кажется, он новый, а на самом деле – очень старый, почти довременный. Вроде бы пустой, но в нём есть нечто: потаённо движется, словно течение у дна ручья, просвечивают лучи солнца, тишина прикрывает плотным мхом – от времени и до времени – музыку и песни. Выхожу в круглый обводной коридор вокруг дома, там стоит невысокая голубоглазая девушка. Мне кажется, что она, как и я, зашла с улицы, но девушка бежит по круглому коридору, я за ней, она идёт колесом, прыгает, оборачивается: «Ты так можешь?..»
…Мы подбегаем к окну. Она пропадает, рядом кто-то большой, голубоглазый, довременный, у окна, выше, больше – стена, сам дом, его дыхание, молчание, его таинство.
В окне: река, через которую переправляется кавалькада рыцарей с копьями и знамёнами, движется в сторону холмов, вся вихрь и движение – но застыла на месте, замерла в остановившемся мгновении. «Руна Зиг слабеет, – говорит мне он, который рядом, – я могу убыстрить течение, чтобы приблизить завершение». Он подтягивает цепочки в огромных часах с маятником, которые прорастают через дом, ставит стрелки на цифру 8. Скоро рыцари двинутся вверх – на холмы».
Глава VII, в которой рассказывается о прибытиях и отбытиях
Наипрекраснейшее в мире путешествие – таков мой подарок, дорогуши вы мои! Да, да, кругосветное! Уж я в этом что-нибудь да смыслю! Куда угодно, вдоль и поперёк!.. Балуют вас! Больше никакого метро, Фердинанд! Никакого метро во всю жизнь! Забираю у тебя все метро, какие есть!
Луи Фердинанд СелинАвтомобиль Гоин сломался, и она оставила его на улице. Ехала в подземке, вагон сильно трясло. По полу перекатывались пустые бутылки, иногда стучались об её высокий каблук.
«Опять ремонтные работы», – подумала Гоин. На стеклах поезда были мутные подтёки.
На станции из вагона вывалила толпа, такая же набилась снова.
Как нередко в подземке, Гоин охватил ужас: раствориться, исчезнуть в этой мокрой серой массе.
– Я не такая, как все, не такая, как все, – повторяла она про себя и крутила перстень на руке. Это помогало.
Сквозь стекло на неё смотрели лица Великих Усопших, изображённые на стенах станции. Они были губернаторами Хелештадта, города на Нижней Кроне, который некогда входил в Союз торговых городов, а теперь стал одним из государственных образований Сумеречной Зоны: протекторатом Хель. Город располагался на пограничной территории, примыкавшей к Окраинным землям.
Гоин вспомнились экскурсии в мемориалы губернаторов – здания, украшенные транспарантами. Внутри, на огромных экранах, шли ликующие толпы, тысячи автомобилей летели по автострадам, товары блестели яркими упаковками. Там же стояли памятники Великим Усопшим. Где находятся их души, спрашивать было не принято. Однако Гоин кое-что об этом знала и даже посетила некоторых вместе с Галаром – в чёрных колодцах Хель. Вонзить ледяное шило в их призрачные тела было забавно. Вспомнив об этом, она зло ухмыльнулась.