Этот факт Лутковский даже не сразу заметил. Его внимание было отвлеченно от «Панды» сооружением нового клуба в помещении бывшего хлебного магазина «Булочная № 1», который в своё время соседствовал с Владимиром. Хозяева этого притона долго не могли принять решение о названии. Об их сомнениях случайно, через своего знакомого гомосексуалиста, узнал Владимир и предложил учредителям оставить старую вывеску – «Булочная № 1». Так с его лёгкой руки у него под домом появился гей-клуб с экстравагантным названием, чем Лутковский очень гордился. Не посещая это заведение, он часто рассказывал о «Булочной» как о злачном объекте в разных богемных компаниях и даже сочинил о клубе стихотворение, которое с удовольствием читал со сцены. Словом, Лутковский гордился своим вкладом в историю города.

Что касается подвала с шестью ступеньками вниз, то он трансформировался в магазин «Продукты 24», открытый молодой и симпатичной девушкой Аней. Впрочем, она очень скоро сообразила, что самый ходовой товар в данной локации – это алкоголь. Прозаические продукты питания быстро уступили место завлекательной вывеске «Вина Крыма». Место пользовалось спросом, тем более что в магазинчике было несколько столиков для дегустации вин. Среди спорящих на разные темы дегустаторов часто оказывался и Владимир Лутковский. Наспорившись, он шёл домой отсыпаться, чтобы через несколько трезвых дней опять вступить в спор об искусстве или геополитике. Туда же иногда заходил и Олег Глота поговорить со своими друзьями о спорте и политике. Короче, место было бойкое. Владимир и Марк решили отправиться именно туда.

По дороге Ленц постоянно требовал слушанных и переслушанных историй об этом подвале. Ему хотелось окунуться в атмосферу того Киева, который был до всех политических и социальных перемен последнего времени. В руках у Марка были цветы для Ани. Эти цветы он подобрал на асфальте у подъезда Владимира. Цветы с похорон Олега Глоты.

9

До винной лавки идти было недолго, минут пятнадцать вольным шагом, но друзья шли гораздо дольше. Ленц постоянно отвлекался на мелочи. Рассматривал фасады домов, комментировал сохнувшее бельё на балконах, особенно женское, рвал незрелые яблоки с деревьев и, сморщившись от кислого вкуса, швырял их в стены и заборы. Было видно, что его что-то беспокоило, как будто он что-то потерял и искал эту потерю в бытовых мелочах сонного, распаренного летней жарой города. Лутковский заметил это и сам невольно оглядел знакомое пространство.

Всё было, как и прежде, как всегда. Дома послевоенной застройки с палисадниками возле парадных. Низкорослые яблони. Могучие каштаны с образцовыми кронами, в тени которых стояли самодельные лавочки. На лавочках чинно сидели старушки, внимательным взглядом провожавшие друзей. Одна из них позвала Лутковского:

– Володя, подойди сюда.

Тот послушно отправился к грузной белокурой женщине.

– Здравствуйте, Лидия Владимировна, – уважительно сказал он.

– Ты на кладбище к бабушке когда поедешь?

– Ну, не знаю, – неуверенно ответил Лутковский. – Наверное, на её день рождения съезжу.

– Ты вот что, Володя, когда надумаешь ехать, то мне скажи. Я с тобой поеду. Сложно мне в автобусе, а у тебя машина.

– Хорошо, тётя Лида, скажу.

– Вот так, – добродушно сказала женщина и, подумав секунду, спросила: – Олега похоронили, а тебя не было. Ты чего не поехал?

– Не хочу, – поморщившись, ответил Лутковский.

– Ну ладно, – махнула рукой Лидия Владимировна. – Ты только зайди к Вале. Скажи ей что-нибудь.

– Хорошо, зайду, – послушно сказал Владимир.

– А это кто с тобой в военной форме? – грузная Лидия Владимировна указала на подошедшего ближе Марка. – Тоже военный, как Олег? – спросила она.

– Я рыбак, – ответил за Лутковского Ленц, – только с рыбалки приехал.

– Ну и дурак, – ответила на это Лидия Владимировна. – Ладно, идите. Не пейте только сильно, – по-доброму отпустила она приятелей и добавила, – алкоголики.

Лутковский толкнул в бок Марка, который хотел что-то ответить доброй женщине, тот мгновенно осёкся, и они молча пошли своей дорогой.

– Володя, а ты не колешься? – вдруг спросила Лидия Владимировна уходящего Лутковского.

– Не, не колюсь, – обернулся Лутковский и прибавил шагу.

Завернув за ближайший угол, Ленц притормозил Лутковского.

– Стой. А давай здесь еще выпьем. За углом.

– Что-то колбасит тебя сегодня, Марк. Места себе не находишь, – настороженно сказал Лутковский, свинчивая пробку с бутылки «Бехеровки».

– А кто эта почтенная дама? – спросил Ленц, выглянув за угол.

– Тётя Лида. Подруга бабушки. С ней в школе работала. Математике дураков учила.

– И тебя?

– Нет, я в другой школе учился.

– Судя по твоим робким ответам этой тёте Лиде, она влияние на тебя имеет. Гоняла тебя с бабушкой за курение?

– Гоняла, – ответил Лутковский, отхлебнув из горлышка и передав бутылку Ленцу. Марк, в свою очередь, закурил и передал пачку Владимиру.

– Ну что, покурим не в затяжку, пока шухер не подняли, – улыбнулся он.

– Жвачка есть зажевать? А то училка мамке запалит, – подыграл ему Лутковский.

Ленц отхлебнул из горла и упёрся взглядом в бледно-голубое небо. По выцветшему летнему бескрайнему пространству нехотя, лениво, с востока на запад плыли облака. На их белом, как бумага, фоне зависла чёрная галочка птицы, которая через секунду рванула в сторону невидимым росчерком и растворилась в этой вечной неиссякаемой глубине. Лутковский таким же прищуренным взглядом окунулся в эту вечность. Чем дольше друзья смотрели в небо, тем тише и спокойнее становилось вокруг. Казалось, это бескрайнее пространство впитывало в себя все лишние звуки, наполняя мир гармонией, умиротворяя хаос, привнесённый человеком.