Эти воины, несмотря на численное превосходство врагов, боролись с отчаянной храбростью, не уступая ни пяди, гордо отвечая воинственными криками своим противникам.

Индеец, казавшийся вождем оборонявшихся, был молодым человеком не более двадцати лет, хорошо сложенным, с бесстрастным выражением лица. Нанося ужасные удары, он не переставал ободрять своих товарищей и поддерживать в них мужество.

Ни та, ни другая из сторон не имела огнестрельного оружия, индейцы боролись топорами и длинными пиками с железными заостренными концами. Внезапно несколько врагов одновременно набросились на молодого вождя, и, несмотря на его геройские усилия, им удалось повалить противника. Затем я увидел руку, ухватившую его длинные волосы, и нож над его головой.

Не помню, что я испытал при виде этого, какое чувство охватило меня, но я машинально сбросил с плеча ружье и выстрелил. Затем, с криком бросившись на поляну, я разрядил еще два пистолета в двух людей, стоявших ко мне ближе всех. Тогда случилось нечто невероятное, чего я никак не ожидал и не мог предвидеть.

Индейцы, испуганные выстрелами и моим внезапным появлением, решили, что к их противникам подоспела помощь, и, не думая больше о борьбе, скрылись с необыкновенной быстротой, присущей им при малейшем неблагоприятном повороте судьбы.

Я очутился наедине с теми, кого спас. Участвуя в первый раз в сражении (если можно так назвать мои действия во время боя), я испытывал волнение, неизбежное для первого приключении подобного рода, ничего не видел и не слышал. Я стоял среди поляны, как статуя, не зная, нужно ли мне двигаться вперед или назад; мои борзые, не покинувшие меня, стали по обе стороны, скаля зубы, с глухим, сердитым ворчанием.

Не знаю, кто первый сказал, что неблагодарность — белый порок, а признательность — красная добродетель, но кто бы он ни был, он прав.

Предводитель, которого я спас таким чудесным образом, не отдавая себе в том отчета, и его товарищи бросились ко мне, осыпая меня знаками уважения и благодарности.

Я машинально отвечал по-испански на похвалы, расточаемые индейцами на своем звучном языке, в котором я не понимал ни слова.

Когда первый порыв радости прошел, легкораненый вождь усадил меня к огню, и пока его товарищи добросовестно снимали скальпы с павших врагов, стал меня расспрашивать на испанском языке, которым владел довольно хорошо.

Обращаясь ко мне со словами горячей благодарности и назвав меня несколько раз большим храбрецом, он рассказал, что имя его Нокобота (что означает «буря»), что отряд его составляет часть великого и могущественного племени команчей, прозванных царями прерий, что он родственник знаменитого вождя по имени Черный Олень. Отправившись с несколькими охотниками на охоту за антилопами, он был застигнут отрядом охотников-апачей, заклятых врагов его племени, и если бы Владыка Жизни не привел меня на помощь, то он и его товарищи неминуемо погибли бы. Мнение это я должен был признать справедливым.

Узнав мое имя, предводитель сказал, что отныне он будет считать меня братом, хочет ввести меня в свое племя и не согласится на разлуку с человеком, спасшим ему жизнь.

Слова Нокоботы навели меня на одну мысль. Существование, которое нам приходилось вести, беспокоило меня не из-за себя, — так как эта жизнь, свободная и непринужденная, пришлась мне по душе, — но из-за моей бедной матери, привыкшей к комфорту цивилизованной жизни. Я боялся, что она долго не сможет выносить неудобства и лишения, которым подвергалась из любви ко мне.

Я решил немедленно воспользоваться благодарностью и предупредительностью моего нового друга и в виде ответной услуги попросить его об убежище для матери, которое если и не вернуло бы ей потерянного благополучия, то, по крайней мере, дало бы ей возможность не погибнуть в прерии от нужды. Я откровенно рассказал Нокоботе о положении, в котором находился, и о том, какой случай привел меня так вовремя к нему на помощь.

Предводитель слушал меня очень внимательно и, когда я кончил, сказал, улыбаясь и пожимая мне руку:

— Хорошо, Нокобота — брат Чистого Сердца (это имя, данное мне индейцем, я сохранил с тех пор). У матери Чистого Сердца будет два сына.

Поблагодарив его, я заметил, что уже давно покинул мать, и она, вероятно, беспокоится обо мне, так что, с его позволения, я отправлюсь к ней, чтобы ее успокоить и рассказать обо всем происшедшем.

Команч покачал головой.

— Нокобота будет сопровождать своего брата. Он его не оставит.

Я согласился, и мы немедленно тронулись в путь к месту нашей стоянки.