— Почему не дать клятву, что ты не можешь использовать оружие, чтобы навредить кому-то?

— Потому что он — старый дурак, — сказал Харуто.

Гуан хмыкнул.

— Не старее тебя, — он повернулся к Кире. — Это выбор. Чтобы показать свою решимость.

— Потому ты всегда хлебаешь еду из миски? — спросила Кира.

Гуан кивнул.

— Я не против. Так быстрее есть. И, как бандит, я умею есть быстро, чтобы другой не съел за тебя.

— Что будет, если ты нарушишь клятву? — Кира тряхнула запястье, зеркальный кинжал появился в ее ладони. Она бросила его Гуану, и он отскочил. Кинжал упал в снег и разбился на сотню мерцающих осколков.

— Кира! — закричала Янмей.

Девушка застыла с огромными глазами.

— Простите. Это было плохо, да? Плохо? — она посмотрела на Гуана, потом на Янмей. Харуто понял, что она не просто извинялась, но и просила ответ. Она не знала, что сделала не так.

— Да, — спокойно сказала Янмей. — Гуан сделал выбор. Неправильно заставлять его брать оружие, ели он отказался. Неправильно заставлять его делать то, чего он не хочет. Он — друг, он заслуживает уважения.

— Ты слышишь это, старик? — сказал Гуан. — Заслуживаю уважения!

Харуто пожал плечами.

Кира поклонилась.

— Мне очень жаль, Гуан! Прошу, прости меня.

Гуан только рассмеялся.

— Ха, я не обижаюсь. Ты не смогла бы меня заставить. Только я могу нарушить свои клятвы. Никто другой не может нарушить их за меня. Тут не за что просить прощения.

Кира не поднимала головы.

— Ох, ты прощена, — сказал Гуан.

Она подпрыгнула, хлопнув в ладоши, и обняла старого поэта.

— Какие у тебя еще клятвы? — спросила она, они пошли дальше.

— Не использовать никогда свою старую технику, — сказал Гуан. — И никогда не убивать.

— Хм, — Кира подпрыгивала рядом с Гуаном, потирая подбородок, как делал поэт, когда думал, хотя у нее не было бороды, чтобы чесать ее. Ей нравилось копировать людей. — Из-за этой клятвы ты не можешь использовать технику?

Гуан покачал головой.

— Даже если бы я хотел, я не стал бы. А я не хочу. Та старая техника принесла только боль и смерть. Лучше ее забыть.

Кира повернулась к Янмей.

— Ты можешь дать такую же клятву?

Янмей улыбнулась.

— Все не так просто, Кира. Клятвы — серьезное дело. В них нужно верить сердцем и душой. Кровавый Танцор…

Гуан зарычал.

— Прости, — сказала Янмей. — Клятвы Гуана показывают его желание измениться. Они уникальны для него, потому что он в них верит.

Кира нахмурилась, сжала кулаки.

— Но твоя техника убивает тебя. Почему бы тебе не поверить в такую клятву, если она может спасти твою жизнь?

Янмей молчала какое-то время. Харуто быстро понял, что она говорила, обдумав все. Она во всем действовала размеренно.

— Моя техника вредит мне, да, — сказала она сухо. — Но я должна платить эту цену, — она споткнулась в снегу и удержалась на ногах с помощью нагинаты. — Правда в том, Кира, что Гуан и я делали то, что нельзя простить. Мы искупаем грехи по-своему. Он — воздержанием, клятвами быть лучше, запечатав ту часть себя, которая принесла такой вред. Я — страдая за свои поступки. Боль, причиненная моей техникой, постоянное напоминание о том, что я сделала. Постоянное напоминание, что нужно быть лучше.

— Мне тоже нужно искупить грехи? — спросила Кира. — Я причиняла людям боль. Когда я была в зеркале, я была ёкаем. Я…

— Нет! — рявкнула Янмей. — Кира, ты была ужасным ёкаем. Я знаю это, потому что ты была все еще ёкаем, когда я нашла тебя. Если бы ты убила кого-то, пока была в зеркале, ты уже была бы свободна. Но ты была заточена. Ты только напугала несколько человек. Я тебя выпустила. Я убила, чтобы выпустить тебя. Тебе нечего искупать.

— Но ты могла бы перестать постоянно пугать меня отражениями, — сказал Гуан, но старый поэт улыбался.

Кира вздохнула.

— Быть хорошей так сложно.

Харуто рассмеялся.

— И не говори.

* * *

Гушон был нынче больше, чем сто лет назад, но остальное был таким, как помнил Харуто. Так что людей было много, как в борделе, и пахло так же неприятно. Дым висел в воздухе, резко контрастировал с чистым и свежим воздухом Небесной Лощины. Огонь горел, дым развевался. Куда ни смотрел Харуто, катились телеги с камнем и углем, мужчины в пыли плелись за ними. Он гадал, как глубоко теперь тянулись туннели в постоянном поиске угля.