Терновский Ф. С. 24-25

К недовольным принадлежали не раскольники, которые оставались верны своему старому, основному взгляду, только сильнее убеждались в пришествии антихриста; к недовольным принадлежали не одни низшие рабочие классы, которые без ясного сознания цели вдруг увидали на себе тяжкие подати и повинности; к недовольным принадлежали люди образованные, которые сами учились и учили детей своих, которые были охотники побеседовать с знающим человеком, с духовным лицом, а побеседовав, попить и понапоить учёного собеседника, которые были охотники и книжку читать учёную или забавную, хотя бы даже на польском или латинском языке, употребить иждивение на собрание библиотеки, были не прочь поехать и за границу, полечиться на водах и посмотреть заморские диковины, накупить разных хороших вещей для украшения своих домов; одним словом, они были никак не прочь от сближения с Западною Европою, от пользования плодами её цивилизации, но надобно было сохранять при этом приличное сану достоинство и спокойствие; зачем эта суетня и беготня, незнание покоя, покинутие старой столицы, старых удобных домов и поселение на краю света, в самом непригожем месте? Зачем эти наборы честных людей, отецких детей в неприличные их роду службы и работы? Зачем эта долголетняя война, от которой все пришли в конечное разорение? И царь Алексей Михайлович вёл долгую и тяжёлую войну, но зато православных черкас защитил от унии и Киев добыл; а теперь столько крови проливается и казны тратится всё из-за этого погибельного болота.

Соловьев С.М. (1). Том XVII. С. 18

Прибавим к этому, со своей стороны, что собственно культурная идея не была до такой степени чужда русскому уму, как некоторые думали. Повторять с иностранцами, будто бы русский народ ненавидел образованность и вести его к просвещению можно было только страхом, насилием, или, как выражаются учёные немцы, просвещённым деспотизмом (aufgeklerte Despotismus), было бы клеветой на русский народ. Наглядным опровержением этой клеветы может служить то обстоятельство, что киевское просвещение могло же пробудить умственные пребности. Правда, оно породило раскол, но когда мы вникнем в причины упорства со стороны раскольников, то легко согласимся, что упорство это было порождено и развито деспотическими мерами, а не каким-либо прирождённым или закоренелым отвращением русского человека ко всякому умственному движению вперёд. Киевское просвещение, конечно, было односторонним, но то была только та односторонность, чрез которую, по неизменным законам человеческого развития, проходило всякое умственно развивающееся общество; по крайней мере, киевское просвещение вносило за собой такие взгляды, которые должны были содействовать дальнейшему движению умственной жизни в России: люди, усвоившие себе это просвещение, считали полезным делом заведение школ, распространение грамотности, посылку молодых людей за границу для воспитания, изучение иностранных языков и введение в общественную и домашнюю жизнь иностранных приёмов. Все это не только не охуждалось безусловно, напротив, многими одобрялось… Чтоб Русь образовать, нужно было сделать независимым мышление, свободным сообщение с Европой, дать простор жизни, дозволить каждому устраивать свою судьбу; русским надобно было собственно «дозволять» просвещаться, а не принуждать их к просвещению насилием, Пётр отрезывал русским бороды и старинное платье: такие меры удерживали бороды и старинное платье и сделали их принадлежностями мученичества; без этих мер, если бы царь только появился в европейском платье и за ним последовало несколько сановников, этого было бы достаточно; пример их подействовал бы на многих, и в короткое время, наверное, треть, если не половина Руси, обрила бы себе бороды и оделась по-европейски; точно так же, если бы русские узнали, что их более не станут пытать огнём, бить кнутом, сажать в тюрьмы и ссылать по подозрениям в неправоверии, что сам царь посылает молодёжь за границу и возвращающихся оттуда ласкает, даёт почётные и выгодные места, то все мыслившее бросилось бы учиться, ездить за границу, усваивать понятия и взгляды, выработанные тогдашнею наукой, а вслед за тем и в России закипела бы умственная жизнь; культурные признаки сами собою входили бы в общественный и домашний быт; верховной власти оставалось не принуждать, не насиловать, а только дозволять, поощрять и показывать всем пример и дорогу… Пётр этого не уразумел: его горячая натура не хотела ждать и не терпела никакого противоречия. Для того чтобы ввести в России признаки европейской образованности, нужно было, с одной стороны, более или менее продолжительное время, а с другой – надобно было безбоязненно допустить внутри русского общества борьбу понятий, верований и взглядов, надобно было терпеливо и милостиво сносить противодействия образовательным мерам; зато достигнутое таким путём прочно привилось бы к России, вошло бы в её плоть и кровь, выработало бы в ней нечто зрелое, своеобразное, самостоятельное, твёрдое, здоровое. Но для такого образа действий не подготовило Петра ни воспитание, ни Европа, куда он ездил для самообучения; притом Пётр и не поставил главной целью своей деятельности духовное просвещение народа. У него была цель – создать государство, которое бы не только не боялось нападений и в состоянии было бы от них отстоять себя, но само стало бы грозным для соседей, заставило бы их если не уважать себя, то опасаться своего материального могущества. Для этой цели нужно было войско и военные припасы, нужен был флот, нужно было море, а для того чтобы приобресть последнее, нужна была война; война же, по своему существу, не может допускать выжидания, а требует немедленной доставки многого такого, что в спокойное время достается продолжительным трудом. Всякая война влечёт за собой чрезвычайные издержки, падающие всегда бременем на народную массу. Шведская война оказалась одной из упорнейших и тяжёлых войн; издержки требовались за издержками, их должен был доставлять русский народ, выбиваясь из сил, разоряться, страдать. Петру хотелось, чтоб у него немедленно делалось то, чего он захочет. Это качество особенно является как бы прирождённым в тех государях, которые в детстве вступили на престол, почти не помнили себя ничем, как только государями, не были даже наследниками, не видели в своей стране никого выше себя по праву. Их стремления усиливались, если во времена детства этих государей бывали (а это действительно часто в таких обстоятельствах и случалось) смуты или бунты, незаконные поползновения, тем или другим путём клонившиеся к уничтожению или оскорблению верховного сана. Тогда с их наклонностями делать всё непременно по-своему соединяется раздражительность, подозрительность, недоверие и заботливость предупредить всё, похожее на сопротивление их воле, всё, что напоминает им неприятные впечатления детства или отрочества. Такими и были при совершенно различных дарованиях Иван Васильевич Грозный, Людовик XIV, Пётр Великий.

Костомаров Н.И. Исследования, документы. Царевич Алексей Петрович (по поводу картины Н.Н. Ге). М. Книга. 1989. С. 9-10. Далее цитируется как Костомаров Н.И. (2). С указанием страницы.

Не говорю и не думаю, чтобы древние россияне под великокняжеским или царским правлением были вообще лучше нас. Не только в сведениях, но и в некоторых нравственных отношениях мы превосходнее, т. е. иногда стыдимся, чего они не стыдились, и что, действительно, порочно; однако ж должно согласиться, что мы, с приобретением добродетелей человеческих, утратили гражданские. Имя русского имеет ли для нас теперь ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде? И весьма естественно: деды наши, уже в царствование Михаила и сына его, присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, всё ещё оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь – первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви к Отечеству и нравственной силе оного!

Карамзин Н.М. Записки о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях. В сб. Быть России в благоденствии и славе. Послания великим князьям, царям, императорам, политическим деятелям о том, как улучшить «государственное устроение». М. Изд «Пашков Дом, 2002. С. 150

Царевич же был обожаем народом, который видел в нём будущего восстановителя старины. Оппозиция вся (даже сам князь Яков Долгорукий) была на его стороне. Духовенство, гонимое протестантом царём, обращало на него все свои надежды. Пётр ненавидел сына как препятствие настоящее и будущего разрушителя его создания.

Пушкин А.С. С. 364

Россия в своём повороте, в своём движении к Западу шла очень быстро; в короткое время она изживала уже другое направление; царевич Алексей, похожий на деда – царя Алексея Михайловича и дядю – царя Фёдора Алексеевича, был образованным, передовым русским человеком XVII века, был представителем старого направления; Пётр был передовой русский человек XVIII века, представитель иного направления: отец опередил сына!

Соловьев С.М. (1). С. 8

По достижении царевичем двадцатилетного возраста, Пётр снова вознамерился исполнить давнишнее желание своё отправить сына в Германию для науки и повелел ему быть в корпусе князя Меншикова, двинутом в Польшу для изгнания Станислава Лещинскаго. «Требую определения о сыне вашем», писал Меншиков из Быхова, «что мне с ним чинить? Ежели изволите послать его в знаемое вам место, то надлежит определение учинить о деньгах, без чего пробыть невозможно; к тому же надобно отправить с ним человек трёх или четырёх офицеров, знающих тамошния обхождения и искусных потребным языкам».

Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 20

Зоон! Объявляем вам, что по прибытии к вам господина князя Меншикова ехать в Дрезден, который вас туда отправит, и кому с вами ехать, прикажет. Между тем приказываем вам, чтобы вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам (которые уже учишь, Немецкий и Французский), Геометрии и Фортофикации, также отчасти и политических дел. А когда Геометрию и Фортофикацию окончишь, отпиши к нам. За сим управи Бог путь ваш…

Пётр – царевичу Алексею Петровичу, от 23 октября 1709 года из Мариенвердера. Письма и бумаги императора Петра Великого. Том 9, выпуск первый (январь-декабрь 1709 года). Издательство Академии наук СССР. М.-Л.1950. С. 442

Спутниками и собеседниками царевича назначены князь Юрий Юрьевич Трубецкой и граф Иван Гаврилович Головкин, сыновья знатнейших вельмож. Меншиков дал им следующую промеморию: «Понеже хотя уповаем, что их милости, яко честные и обученые господа, будучи при его высочестве государе-царевиче, всё то, еже что так к славе государственной, яко и ко особенному интересу его высочества подлежит, хранить и исполнять не оставят; однакож по нашей должности последующими краткими пунктами подтверждаемы: 1) дабы приехав в указное место, инкогнито бытность свою там отправляли честно и обходились с тамошними людьми учтиво и себя содержали так, как от его царскаго величества наказано; 2) чтоб его высочество государь-царевич в наказанных ему науках всегда обретался, и между тем сверх того, что ему обучаться велено, на флоретах забавляться и танцовать по-французски учиться изволил; 3) дабы как между собою, так и с господином Гизеном имели доброе согласие и любовь и друг ко другу надлежащее почтение, дабы чрез то вящшая честь и слава его царскому величеству происходить могла; 4) которые ефимки даны на расход, и те, також и прочую казну, держать с запискою именно, понеже в том и впредь имеют дать отповедь».