Шрифт:
Раз уж я юрист, а это почти то же, что и следователь, как ей казалось, логично рассуждала она, и раз я оказалась втянутой в хитросплетения этой жуткой истории, значит, моя задача – ее распутать.
Вот так, ни больше ни меньше.
И еще, на полном серьезе полагала она, надо учитывать то, что некоторые данные, хочет того, кто-то или нет (подумала она как бы в ответ на возражения невидимого оппонента), попали ей прямо в руки!
Во-первых, это договор, по которому сняли деньги со счетов компании.
Во-вторых, директор негодяев, которого – не надо забывать! – она видела вот этими самыми глазами.
В-третьих, подслушанный ею разговор между главным бухгалтером и ее заместителем, из которого следовало, что бухгалтерша знает намного больше, чем говорит.
И, в-четвертых, она заподозрила еще и Ивана Ивановича, подвозившего ее домой.
Когда ее начальница Олеся Георгиевна попросила Перминова подвезти ее, Дашу, до дома, она сначала сильно удивилась и хотела было отказаться от такого сомнительного удовольствия – трястись в одном автомобиле на пару с начальником техотдела Перминовым.
Однако, Олеся Георгиевна была абсолютно непреклонна, и Даше ничего не оставалось, как только подчиниться ее решению. Что поделать, такова была полная решимости воля начальницы доставить ее, Дашу, домой в целости и сохранности.
Но уже в ходе самой поездки Дарья насторожилась совсем по другому поводу.
Перминов все время подозрительно оглядывался по сторонам и в особенности поглядывал на нее, сидящую на заднем сидении.
Несколько раз ему звонили, и он не брал трубку. А когда один раз все-таки взял, то говорил почти шепотом, как заговорщик.
Еще Дарья вспомнила, что он тоже не хотел ее подвозить. Тогда, в здании ресторана, она не обратила на это внимания, но теперь, после поездки с ним, она была просто уверена – он не хотел ее везти именно потому, что ему есть что скрывать.
Сегодня был первый рабочий день после похорон, и Даша первым делом решила проштудировать злосчастный договор, вдруг что-нибудь накопает.
Но когда она уселась на свое рабочее место и перерыла все бумаги, находящиеся в ее ведении, то никакого договора там не обнаружила.
– Олеся Георгиевна, – постучавшись в ее кабинет, и проникнув, не дожидаясь ответа, обратилась она к начальнице. Олеся Георгиевна мельком глянула в ее сторону, медленно оторвалась от бумаг и быстро ответила:
– А, Даша! Ну как ты? Все хорошо?
Даша, поняв, что называть ее по имени становится доброй традицией, чуть было не забыла, зачем пришла, но быстро опомнилась.
– Да, все хорошо, Олеся Георгиевна, – скороговоркой сказала она и продолжила. – Вот только договора с «РегионФинансом» я у себя не нашла. Что бы это значило…
Но Олеся Георгиевна не дала Даше договорить и, чтобы побыстрее выпроводить ее из своего кабинета, сказала:
– Все в порядке. Договор у кого надо, с ним работают – и замахала на нее рукой, типа «все, уходи».
И Даша вышла. Но вышла в полном недоумении, отчего сотрудники отдела, синхронно повернувшись в ее сторону, продемонстрировали свой живой нескрываемый интерес.
Марина Зыкина, которой всегда до всего было дело, тут же подскочила к ней с расспросами и, блестя глазами, бесцеремонно спросила:
– Что, вызывала?
– Да, да, – маловразумительно ответила ей Даша и безо всяких дальнейших объяснений помчалась на третий этаж.
Там находился кабинет ее любимого дяди Гены, по протекции которого она сюда и попала.
– Дядя Ген, – с порога жалобно завопила она. – Что такое происходит, ты можешь мне объяснить?
– А что происходит? – широко улыбнувшись, завидев Дашу, переспросил тот.
– Вот, записи с камер видеонаблюдения пропали, как такое могло произойти?
– За какое число? – прикинувшись валенком, снова спросил он.
– Ну, я не помню… Ко мне тогда директор «РегионФинанаса» приходил.
– А-а, – протянул дядя Гена. – Вот что я тебе скажу, деточка, – он положил руки на стол, зачем-то взял валяющуюся там ручку и тихо обронил. – Ты знаешь, врать я не люблю. Но и правду в данном случае я тебе говорить не стану.
– Это почему? – обалдела Дарья.
– Потому что так будет для тебя же лучше.
– А-а, – повторила она за ним. – А как же насчет чести мундира? – чтобы не сдаваться, произнесла она первое, что пришло ей на ум.