Время не запоминает лица, но оно помнит вещи, цифры и обстоятельства...
Временной консилиум судей располагался в здании с полной блокировкой всех известных волн. Огромный железобетонный куб в центре мегаполиса, свинцовые двери с винтовыми ручками и постоянной охраной из роботов. Тут вершились приговоры путешественникам во времени, всем тем, кто, пренебрегая правилами, пытался изменить будущее.
– Дуглас, что там по делу Териса Бая? – поймав в коридоре сотрудника по зачистке временных парадоксов, спросил главный судья.
– Я работаю над этим, ваша честь, – стал оправдываться пожилой сотрудник. – Мне пока неясны мотивы преступника. Я не уверен, что он действовал в одиночку.
– Отдай эту работу машинам, Дуглас, третью неделю я выслушиваю упрёки, как мы умудрились пропустить двадцать лет изменения прошлого, под самым носом.
– При всём уважении к интеллектуальному анализу, роботы грубо работают, – прикусив губу, ответил он. – После их чистки всегда страдают обычные люди.
– Это не твои заботы! – гневно посмотрел на него главный судья.
– Позвольте ещё раз допросить преступника, – попросил Дуглас. – И если он действовал в одиночку, я без колебания отдам дело машинам.
– У тебя времени до вечера. И приведи себя в порядок, – приказал начальник.
– Так точно, исправлюсь.
Дуглас Эйсон от недовольства сжал кожаную папку с электронными бумагами, но, стараясь скрыть негодование, отправился в пыточную камеру. Последние две недели разбирательств в деле Териса Бая изрядно подпортили его внешний вид, неисправимый трудоголик действительно чертовски плохо выглядел: седая щетина, серо-землистый цвет кожи, тёмные круги под глазами, красными от недосыпания. Он работал в системе временных судей порядка тридцати лет, опытный следователь с безупречной репутацией. Постоянные прыжки, погони за нарушителями закона подорвали здоровье Дугласа, и сейчас все болячки молодости словно из рога изобилия посыпались на его голову. Возраст при всём задоре всё-таки давал о себе знать.
Открыв свинцовую дверь пыточного кабинета, он активировал режим допроса. Будучи в медикаментозном сне, обездвиженный подозреваемый сидел в кресле. Как только сотрудник временной полиции авторизовался, робот-помощник ожил и поинтересовался целью визита.
– Тори, включи ему голову, я хочу кое-что выяснить, – приказал Дуглас.
– Сорок семь секунд, – ответил робот, делая внутривенную инъекцию преступнику.
Гуманные законы общества требовали ненасильственного отношения к временным преступникам до вступления приговора в силу. И поэтому медикаментозный сон был идеальным инструментом контроля, безболезненным и надёжным. Афроамериканец Терис Бай открыл большие чёрного цвета глаза и зашевелил губами, от продолжительного медикаментозного сна голова, словно налитая свинцом, упала на грудь.
– Слушай, Терис, – подняв его голову, сказал следователь, – у меня на руках приказ отдать твоё дело машинам.
– Меня при любом раскладе ждёт расщепление, – улыбнулся тот.
– Помоги мне понять мотив, и я подам ходатайство на расщепление во сне.
– Тогда просмотри ещё раз обучение Усейна, – воодушевлённо предложил Терис.
– Ладно, давай ещё раз, – закрыв дверь, сказал Дуглас и приказал включить запись уголовного дела о переносе во времени.
Конец ознакомительного фрагмента.