Правда? – облегченно спросил Портер. – Где же он?

– Где? – переспросил Поль, которого снова осенила блестящая мысль. – В моем ящике. Где же еще?

– Там его не было, – возразил Сиггерс. – Я вчера видел, как его открывали. Кроме того, разве может кролик жить в запертом ящике. Он врет. По лицу видно, что врет. Нет там никакого кролика.

– Ну конечно, нет, – сказал Бультон. – Я же не фокусник. Я же не прячу кроликов в карманах. Что вы от меня хотите? Это же абсурд!

Вокруг Бультона и возмущенного Портера образовался плотный кружок. Подошел и Типпинг.

– Что за шум? – осведомился он. – Опять Бультон? Что он теперь натворил?

– Он обещал мне кролика, – объяснил Портер. – А теперь говорит, что никакого кролика нет. Пусть скажет, куда он его подевал.

– Он и нам обещал мышей, – подали голос еще двое, протискиваясь вперед.

Хотя мисгера Бультона порядком раздражали эти помехи, на пути к свободе принявшие форму необоснованных претензий, он надеялся быстро растолковать, что произошло недоразумение, никаких животных у него нет, и делу конец. Он уже начал отрицать свою причастность к кроликам и мышам, когда его остановил Сиггерс.

– Погоди, – сказал он. – Надо во всем как следует разобраться. Устроим над ним суд. Вон там, у шлагбаума.

Это предложение понравилось, и двое учеников, взяв Поля за шиворот, потащили к воротам с флажками. Сиггерс следовал за ним важно, как подобает судье, и получал от этого удовольствие.

Поль кипел от негодования, но не сопротивлялся. Он решил не перечить. Когда страсти улягутся, можно будет спокойно довести до конца задуманное.

У ворот Сиггерс велел друзьям стать кругом, в центре которого оказались виновник, судья и истцы.

– Вы, ребята, будете присяжными, – сообщил Сиггерс школьникам, – а я судьей. Если он не признается чистосердечно, мы постановим оторвать его нахальную башку.

Отец Сиггерса был барристером в «Олд Бейли»* (прим.: барристер адвокат, выступающий в высших судах Великобритании. «Олд Бейли» Центральный уголовный суд в Лондоне (по названию улицы, где находится), с неплохой практикой, и никто из школьников не оспаривал право Сиггерса быть судьей. Увы, его судейство оказалось недолгим. Мистер Блинкхорн, обнаружив, что ряды футболистов совсем поредели, а у дальних ворот собралась толпа, засеменил верблюжьей походкой разобраться. Его шляпа сбилась на затылок, лицо раскраснелось, а очки сверкали под февральским солнцем.

– Что вы тут делаете? Почему не играете? Я пришел играть с вами, но вы отлыниваете! – жалобно проговорил он.

– Извините, сэр, – поспешил объяснить Сиггерс, видя, что его судейство под угрозой, – но у нас идет процесс, и я судья.

– Да, сэр, мы судим Бультона, сэр, – наперебой заговорили остальные.

Мистер Бультон, в общем-то, даже обрадовался случившемуся. По крайней мере, сейчас восторжествует справедливость, хотя утром этот учитель и натворил ошибок.

– Это ребячество, – говорил меж тем мистер Блинкхорн, – а надо играть в футбол. Доктор будет очень недоволен, если придет в увидит, что вы не играете. Оставьте мальчика в покое.

– Но он надул товарищей, сэр, – проворчали в один голос Сиггерс и Типпинг.

– Даже если это так, вы не имеете права наказывать его. Предоставьте это мне.

– Но вы проследите, чтобы все было честно? Нельзя, чтобы ему сошел с рук обман.

– Раз между вами и Бультоном возникло недоразумение, – сказал мистер Блинкхорн, – я готов разрешить его, если, конечно, это в пределах моих обязанностей учителя.

– Только решайте без меня, – сказал Поль. – Мне разрешено поехать домой. Я болен.

– Кто разрешил тебе поехать домой? – спросил учитель.

– Вон тот молодой человек, что сидит на шлагбауме.

– Ты прекрасно знаешь, что обращаться с такими просьбами надлежит ко мне, – холодно проговорил мистер Блинкхорн. – Объясни мне, Портер, в чем дело?

– В прошлом семестре, сэр, он сказал мне, что у него дома видимо-невидимо кроликов, и что если я хочу, он привезет мне одного, вислоухого. И что я могу купить его по дешевке. И я заплатил ему, сэр, два шиллинга и шесть пенсов за кролика и клетку, а теперь он говорит, что ничего об этом не знает. И никаких кроликов у него нет.

К ужасу Поля, еще несколько учеников вышли и рассказали нечто подобное. Тут он вспомнил, что на каникулах Дик устроил в своей спальне нечто вроде зверинца, а он, отец, обнаружив это, велел избавиться от всей живности, а точнее, уничтожить ее немедленно.

Теперь он понял, что негодяй Дик предназначал зверинец для продажи своим приятелям и более того, предусмотрительно взял с них плату вперед. Впервые мистер Бультон осудил себя за чрезмерную суровость к сыну. Он чувствовал себя львом из басни, угодившим в сеть, и пара белых мышей освободила бы его, но, в отличие от басни, мышей как раз не было.