Он не успел закончить. Матвей в один большой шаг очутился рядом, обхватил его за шею и больно дёрнул за волосы.

— Ещё одно слово и я тебя поколочу, — сказал он, спокойным, даже весёлым голосом. — Все мальчишки мечтают о выдающихся способностях и силах героев из их любимых фильмов, а ты только и делаешь, что ноешь. Я ещё на уроке заподозрил, что с тобой что-то не так.

— А она правда смеялась?

— Опять двадцать пять, — всплеснул руками приятель. Впрочем, секунду спустя досада на его лице уступила место хитрому выражению.

— Настька-то? Хохотала до упаду, словно ты приглашённая звезда из комедии по телеку. Может, конечно, больше над усами Софьи Михайловны, но ты там тоже пришёлся кстати. Так что выше нос!

Егор отступил на шаг и страдальчески посмотрел на друга.

— Этого мне ещё не хватало.

Но он чувствовал, что неведомый пыточных дел мастер чуть ослабил давление тисков, сжимающих его сердце.

5.

Егор очень быстро понял, что если держать себя в руках, последствий «обретения невиданных сверхсил», как выразился Матвей, почти не заметно. Но стоило начать злиться, или волноваться, или радоваться (что, по правде говоря, случалось исключительно редко), как чёрный дым начинал струиться из его ноздрей и свиваться кольцами на груди.

Вернув себе видимость контроля над организмом, на следующий день он выполз к завтраку, привлечённый ароматом подгорелой яичницы, с трудом, но пробившимся через запах гари, которым прочно владели обонятельные рецепторы. Суббота звенела за окнами птичьими голосами, и в школу можно было не торопиться.

— Тебе полезен свежий воздух, — сказала бабушка, с сомнением наблюдая полёт ложки к тарелке и обратно. — Ну как, сойдёт?

— Высший класс! — ответил Егор, радостный, что не ощущает вкуса бабушкиной стряпни.

Живот бурчал, бурлил, точно завод о тысяче труб.

За выходные он полностью примирился с собой и даже начал получать лёгкий кайф от своего положения, как человек, который, упав в волчью яму, любуется белизной валяющихся здесь же костей. Так что в понедельник влез в старые «найки» и поплёлся в школу. Бабушка не слишком-то следила за его образованием, доверяя всё не то высшим силам, не то собственной совести, и Егор старался не пропускать уроки только потому, что совершенно не представлял, куда деть гипотетически освобождающееся время.

Когда кто-то пытался доставать его вопросом о родителях, Егор с совершенно каменным лицом рассказывал, что они погибли в автокатастрофе, некоторое время греясь в лучах сочувствия. На самом деле и с матерью, и с отцом было всё в порядке. Они даже не были в разводе и проживали в этом же городе, практически на соседней улице, ежедневно празднуя жизнь. Наверняка в тот злополучный день, когда прилетела комета, они гуляли до самого утра, пили из горла шампанское и покупали у армян румяные сочные чебуреки. Если, конечно, уже вернулись с моря: от первых тёплых деньков и до последних стареющая супружеская пара, безнадёжно влюблённая друг в друга и так же безнадёжно готовая рассорится из-за любой мелочи, проводила в окрестностях Адлера, в кемпинге с собственной зелёной советской палаткой, подрабатывая где придётся и валяясь на белом песочке.

Когда кто-нибудь из родителей звонил и звал сына к телефону, бабушка становилась сама не своя. Она рвала и метала, сбрасывая звонки и швыряя трубку на диван. Егор слышал однажды, как она кричала: «Вы оставили его только на одни выходные, когда мальчишке было четыре месяца. Сколько времени прошло — сможешь сказать, ты, горе-мамаша? И знаете, что? Я вас давно уже не жду и не собираюсь отдавать Егора».

Это была сущая правда. Иногда, размышляя, мальчик приходил к выводу, что эта история гипотетически могла выжать больше слёз и вызвать куда больше праведного гнева. Но никогда её никому не рассказывал.

Первым уроком была физика, которую вела классная руководительница. Пятно под носом Егора уже собравшиеся в классе ребята встретили дружным свистом, и он подумал, что неплохо было бы отрастить усы. Егор сел на своё обычное место, возле стенки, рядом с Матвеем, который добродушно посмеивался шуточкам однокашников, лукаво поглядывая на Егора, будто ожидал, что тот сейчас выдохнет пламя и сожжёт юмористов ко всем чертям.

Урок начался. Огромную тему про свет они одолели ещё в прошлом году, теперь сочувствуя Броуну, размешивающему в мензурках пыльцу, но сегодня, совершенно неожиданно, речь вновь пошла о свойствах света.

Точёная, как будто вырезанная из цельного куска мрамора, рука взлетела вверх, и Егор поднял голову.

— Татьяна Николаевна!

— Да, Настенька?

— А бывает такое, чтобы человек мог свет выключать и включать по щелчку пальцев?

Татьяна Михайловна подошла к вопросу серьёзно.

— Настенька, свет — это оптическое излучение. И ты можешь управлять им сколько угодно, но в рамках физических свойств своего тела. В случае со светом, это проницаемость для различных его спектров и отражаемость. Да, в каком-то смысле, все мы планеты, космические объекты, сияющие отражённым излучением.