До сих пор люблю!

Несмотря на все доводы разума!

Невзирая на то, как поступил со мной! На слова, которые снова и снова произношу себе вслух.

«Он тебя вышвырнул. Бросил. Забыл. Ты сгодилась только на одну ночь. Ты не нужна ему»

А, может, никогда и не была нужна.

Но в сердце остается открытая рана. Рваная. Разрывная. С каждой ночью становяшаяся все глубже и сильней.

Только сквозь эти дыры Бадрид все равно из него не выходит. Так и остается. Кажется, впиваясь еще сильнее.

А днем…

Днем я становлюсь словно слепая и глухая.

Каменная. Бесчувственная. Ледяная скульптура.

Заставляю себя не думать. Не видеть. Не понимать даже, что нахожусь в саду его дома. Что стала просто прислугой.

Я вытравливаю все мысли. Заставляя себя видеть лишь цветы. Кустарники неимоверно красивых роз. И заниматься только ими.

Наверное, это наилучшая участь и решение для меня.

Жить не среди людей, а среди цветов. Ведь ни один их шип не сможет поранить так, как ядовито пронзают насквозь в самое сердце и в душу люди.

Благо, старенький садовник, ни о чем меня не спрашивает. Может, слишком деликатен, а, может, просто не знает, кто я на самом деле. И я рада, что все наши разговоры только про сад.

Девушки, иногда проходя мимо, каждый раз пронзают меня взглядами, от которых я, наверное, умерла бы на месте, если бы они материализовались в тот яд и стрелы. Которые в них так неприкрыто горят.

Снова ненавидят. За что теперь? За то, что я снова, выходит, оказалась практически в привелигированном положении?

Но я на самом деле рада была бы жить даже в сарае. Дишь бы не встречаться ни с кем.

И очень надеюсь, что домик для слуг в ближайшее время так и не будет достороен. Ведь тогда мое спокойствие закончится…

Дни летят, а Бадрид все не появляется в поместье.

И дышать с каждым днем становится легче…

Сердце больше не дергается, каждый раз, когда раздаются чьи-то шаги…

И в то же время внутри разливается едкая горечь.

Как наркоманке хочется хоть раз встретить его. Увидеть. Заглянуть в глаза. И… И да.

Теперь я бы спосила.

За что он со мной так.

Теперь сказала бы. Что он не прав. Что я не виновата в том, что сотворила моя сестра, пусть мы и из одной семьи. Сказала бы, пусть даже он бы и не услышал…Пусть даже он отдал бы предпочтение традиции. Я имею право на то, чтобы высказаться. Хотя бы на это!

– Эй!

Замираю у куста роз, когда меня обхватывают за подбородок чьи-то руки.

Жестко. Так, что лицо, кажется, хотят расплющить.

— Эй, ты! Разворачивайся. Когда с тобой говорят!

Я не дышу. Не двигаюсь. Внутри все словно замерло.

Меня трясет от незнакомого голоса. Жесткого. Прокуренного. Наглого.

И от того, что к моему лицу прикасаются руки чужого мужчины…

Но один рывок, и вот меня уже разворачивают к себе.

С ужасом поднимаю глаза, глядя на незнакомца с высоких сапогах и почему-то с плетью в руке.

— Я разве разрешал смотреть с глаза?

Он наступает. Он почти вжимается в мое тело.

Его дыхание, смешанное с резким запахом табака, ложится на лицо. Опаляет губы.

— А ты ничего… Хорошенькая…

Развязно заявляет, опуская руку мне на талию.

— Можешь поднять глаза. Хочу их видеть.

Наоборот. Я лишь опускаю голову. Прикрываю глаза. Опускаю длинные ресницы.

— Эй. Я приказал. Ты что? Глухая или просто тупая, м?

Рукоятка плети резко ударяет меня под подбородок, заставляя поднять лицо.

Вскидываю глаза.

В ужасе начинаю пятиться, глядя на изъетое оспой лицо мужчины.

Он не безобразен, даже несмотря на оспу. Даже, наверное, красив.

Но его глаза полыхают безумным огнем похоти. Жадной. Порочной. Такой, от которой хочется отшатнуться и бежать со всех ног Прочь. Без оглядки.

— Отпустите…

Я пытаюсь пятиться назад. Пусть там кусты с шипами. Мне все равно. Лишь бы сбежать!

Но грубая рука стискивает мою талию еще сильнее. Так, что, кажется, сейчас затрещат кости!

— Молчать, пока я не приказал открыть рот! Я управляющий этого дома, а значит, ты, как и остальные, должна мне подчиняться! А рот… Рот ты будешь открывать молча. Не для того, чтобы говорить! Понятно!