Шрифт:
Ангелина всё-таки выхватывает младенца из рук жены.
— Ух ты прелесть. Мой хорошенький! — сюсюкает малышу. Он в ответ недовольно похрюкивает.
— Прошу, Карим. Прошу! Лучше просто возьми и убей меня. Чтобы я не мучилась. Прошу. Пожалуйста. Убей…. Застрели. Я так не могу. Я не переживу.
Видеть её слёзы, слышать отчаянные стоны невыносимо.
Они забирают ребенка и, счастливые, выходят в коридор.
Тихие всхлипы Сони перерастают в громкий плачь.
Хуже!
В истерику…
НАХРЕН ВСЁ!
Я сдаюсь.
Вылетаю следом за ними и рычу:
— Стойте.
Парочка оборачивается.
— Ребенка верните.
— Что? — пучит глаза Ваграм. — Но мы же подписали бумаги!
— Я передумал. Вы ведь видели состояние Софии!
— Ты не можешь отказаться, — плюётся мой друг.
Уже бывший.
— Могу.
— Нет!
— Что ты мне сделаешь, а? — Я приоткрываю лацканы пиджака, показываю ему ствол. Их лица одновременно зеленеют.
— А как же договор? — вмешивается Ангелина.
— Аннулируется. Я забираю ребёнка обратно. Он мой! Точка.
Едва ли не вместе с руками у Ваграма вырываю кроху.
— Иди сюда, сладкий. К папочке. Обратно.
Нас быстро окружают охранники. Я даю им сигнал. Ваграм вместе с жёнушкой возмущенно выкрикивают гадости, но мои охранники их быстро усмиряют — оттесняют в глубь коридора и силками выталкивают прочь из роддома.
Малыш затихает. Я прижимаю маленькое чудо к груди, трясусь от неописуемых эмоций.
Это невероятное чувство. Сладкий жар разливается по венам, когда я чувствую тепло младенца. Его сладкий запах, улавливаю тепло и мирное дыхание.
Мне прямо сейчас охота начистить себе рожу из-за того, что я хотел избавиться от этого беззащитного ангелочка.
Моего сына.
Моего наследника!
Я опрометью бросаюсь обратно в палату, подбегаю к Соне и возвращаю ей кроху.
— Прости, милая, прости, урода. Я передумал. Он НАШ!
В объятиях их обоих сжимаю, сладко целую Соню в дрожащие, соленые на вкус губы, повторяя снова и снова, снова и снова…
— Наш сын, София. Адам — наш сын. Никто его не заберет. Обещаю.
Эпилог
Я почти отправилась на тот свет… Нет, не из-за того, что во время родов потеряла много крови и мне по показаниям сделали кесарево, а потому, что Карим на полном серьёзе собрался отдать малыша другим людям.
В последний момент он передумал. Я в нём не сомневалась. Вот правда. Но его слова снова ранили меня до слёз. Хорошо, что всё обошлось.
Теперь мы вместе. Мы — большая и крепкая семья. Трудности позади. За несколько дней мне пришлось испытать много страха и боли, но это того стоило. Ведь путь к счастью непрост. Ничего не даётся просто так. По крайней мере у меня.
Сейчас я лежу на кровати в палате и, задержав дыхание, наблюдаю, как Карим нянчится с Адамом. Он держит такого крохотного человечка в своих больших ручищах и расхаживает с ним по палате, напевая колыбельную.
Завораживающее зрелище!
Хочется реветь без перерыва. Теперь уже от счастья. Ведь сейчас я уверена на все сто процентов, что у нас всё сложится благополучно.
Теперь я стану любимой и единственной женой Карима. Мы преодолели ужасные трудности, заслужив счастье. Все главные вопросы решены.
Почти… Кроме вопроса о моих родителях.
А также, Карим подтвердил тот факт, что Миша пытался передать меня недоброжелателям, которые захотели потребовать за меня выкуп у самого богатого человека в городе. Вот только ничего не вышло… Мишу поймали и посадили под замок. Он будет долго сидеть в тюрьме, отрабатывая наказание. Мой лучший друг оказался гнусным предателем.
Что ж, так ему и надо! Ни капли ему не сочувствую. Грязный трус и подлец!
Мы проводим в больнице больше недели. Из-за того, что я перенесла операцию, приходится задержаться. Мне нелегко, шов иногда даёт о себе знать, отзываясь неприятной болью. Но сейчас я нахожусь на таких сильных эмоциях, что боль кажется пустяковой.
Ведь Карим находится со мной и с малышом двадцать четыре часа в сутки. Я в шоке. Не ожидала, что он сам лично будет с ним нянчиться. Бросив все дела, он днём и ночью просиживает у моей постели.
Первые дни были крайне тяжелыми. Мне прописали постельный режим. Запретили брать ребенка на руки. Карим сам подносил ко мне кроху во время кормлений и улыбался, поглаживая пальцем тёмные волосики Адама.
— Какой же он красивый.
Не мог налюбоваться своим сыном.
За неделю я услышала где-то тысячу извинений, который шептал мне Карим, расцеловывая в щёки.