Шрифт:
Уже вчетвером мы шагнули в темноту, которую едва разрезали слабенькие лучи фонарей. Вверх вела лестница, скомбинированная из прочных стальных опор и толстых деревянных ступеней.
– Я думал, мы будем спускаться вниз, в подвалы, – произнес я. – Там настоящий лабиринт, но на чердаке же…
– И на чердаке ничуть не хуже, поверь мне. На такие размеры здания под крышей с уклоном в тридцать градусов, что, между прочим, более полого, чем крыша дворца, можно расположить два этажа с почти трехметровыми потолками, – пояснил профессор. – Поэтому на чердаке императорского дворца спрятаться можно элементарно.
– Фантастика, – протянул я, представив себе, что и без того огромный дворец только что увеличился еще на треть.
Размерами он походил скорее на основное здание Эрмитажа. Плюс-минус десяток-другой метров в обе стороны. Два этажа. И это только над землей. Когда мы разбирались с людьми, которые регулярно подмешивали Ане в кофе смесь каких-то наркотических веществ, мне пришлось посетить подвалы.
Под зданием располагалось не меньше трех этажей – и что там прячется, я даже и представить себе не мог. А вот теперь вдогонку еще и чердак многоэтажный оказаться может.
По неширокой лестнице можно было двигаться лишь друг за другом. Короткие пролеты и узкие площадки стали причиной легкого головокружения – да еще эти постоянно стреляющие в разные стороны фонарики!
Бесшумно поднявшись наверх, когда я уже устал считать, сколько ступенек осталось за нами, я ощутил странный запах.
– Свечи? Недавно догорели? – пробормотал про себя один из молодцеватых парней профессора и тут же устремил вперед свой фонарик.
Свет выхватил помещение приличных размеров, больше похожее на зал, чем на комнату, расположенную под нами. Кто-то кашлянул и все три луча сразу же устремились к источнику звука.
На полу лежал человек, чуть старше сорока, с залихватски подкрученными усами. Без них его массивные щеки смотрелись бы куда больше. Взлохмаченные волосы и заспанный взгляд довершали картину недавно оконченной пьянки.
– Сергей Николаевич! – тут же взвыл усатый, как только понял, что в их тайное убежище пробрались незнакомцы. – Вставайте. Нас раскрыли! Вставайте же!
Толстяк попытался подняться и начал вертеть головой в поисках младшего Романова. Пара фонариков тоже переключилась на поиски, но один по-прежнему светил прямо в заспанные глаза.
– Раскрыли, значит??! – Подбельский прытко подскочил к разбуженному, по ходу движения что-то уронив. – Какого черта вы здесь творите? Включите свет уже наконец!
– Я-я-я-а… – начал, широко раззявив рот, толстяк, но профессор схватил его за усы и тот заголосил, как резаный: – Пустите-е-е-е! Я все скажу!
Наконец-то включили свет. Развешанные по стенам небольшие, стилизованные под канделябры, светильники, давали очень мало света – но все же достаточно, чтобы найти Сергея Петровича.
Тот богатырским сном спал в десятке метров от толстяка. Подбельский указал своим помощникам арестовать его и пока не трогать Романова, а сам принялся бегло осматривать комнату
В ней было несколько шкафов, полок, даже комод и сейф. Ничего запрещенного. Ни собственного портрета в короне, никаких себялюбивых вещичек. Все довольно просто, как мне показалось. До тех пор, пока профессор не принялся выуживать содержимое ящиков, грохоча ими на весь зал.
В них были и книги, несколько пачек наличности, пистолет и патроны россыпью, бумажный пакет, который сразу же привлек мое внимание, а потом и профессора.
– Это не тот самый, который пропал с кухни? – спросил я.
Подбельский вручил пакет своему помощнику и тот, аккуратно развернув бумагу, махнул рукой, направляя аромат себе в ноздри:
– Кофе, – утвердительно кивнул он и тут же скрутил пакет.
По спине поползли мурашки, но когда профессор указал на металлический противогаз размером от переносицы от подбородка, я смутился:
– Он же не защитит ни от чего.
– Нет, Максим, это для того, чтобы изменять голос, – профессор приложил его к лицу: – Понимаешь? – голос его сразу же как будто проржавел насквозь, зазвучал, точно из плохо настроенного приемника, с помехами. Он не был похож на голос человека, который приходил ко мне ночью, и я сам обернулся на Сергея Николаевича.
– Арестовывайте, – скомандовал Подбельский. – И тихо выводите отсюда, чтобы никто не видел. Нам не нужны проблемы.
Глава 3. Дела семейные
Катавасия, которая произошла вечером, не поддавалась никакому описанию. Закончился первый день Совета. Я не считал, что мое присутствие там требуется – к тому же оставался последний час работы.
Алексею Николаевичу я не стал ничего говорить – это работа Подбельского. Сам нарыл – пусть сам и сообщает его величеству неприятные новости. Я лишь перенаправил императора со всеми вопросами и первым делом забрал Аню к себе домой. Мне срочно требовалось с кем-нибудь переговорить.