Он пошел в хвост по проходу, увидел весь салон: пассажиры уже вытащили свои планшеты и книги. Прошло минут 30 полета, почти никто не спал, ждали завтрак. Егор остановился в рабочем тамбуре и любезно поздоровался с работающими стюардессами, не забыв сказать, что он тоже летал на этой линии. Это было неправдой, так как этот рейс только что открыли, но… неважно. Девчонки работали, снаряжая тележку с напитками: доставали упаковки с соками, срезали уголки, разрезали целлофан с рулонов со стаканчиками. В кувшин с шумом сыпались кубики льда. Егор услужливо взял из рук миниатюрной блондинки пачку салфеток и положил их в нужный выдвижной ящичек на тележке, потом он споро стал насыпать из тяжелой коробки в широкое отделение внизу тележки маленькие упаковки орешков. На секунду ему показалось, что он на работе, летит "поваром": на земле принимал продукты, расписывался в ведомости, следил за погрузкой сырных подносов в сухом льду и запечатанных горячих завтраков. Тело Егора ритмично нагибалось, руки открывали нужные ящики тележки, все движения его были расчетливы и скупы. Теперь девочки не могли сомневаться в том, что он – коллега. Кто-то же мог разыграть карту "коллеги", только, чтобы с ними заговорить, познакомиться. Но этот пассажир Егор, обаятельный, свойский, был правда "свой". Девчонки улыбались и думали, что Егор – старый, бортпроводником летал давно, когда они еще были совсем маленькими. Троим в тамбуре было работать тесновато, и Егор, сказав, что он еще к ним зайдет, решил вернуться на место. Не побеспокоив соседей, он сел в свое кресло. Эйфория слияния с бортпроводницами, ощущения привычной работы, резко прошла. Егор закрыл глаза и, как это бывает с людьми, которые, по работе, не всегда могут спать ночью, практически немедленно задремал.

В маленьком калифорнийском городке, почти на границе с Мексикой, в это самое время было чуть больше десяти вечера предыдущего дня. Лора сидела за небольшим круглым столом, в маленькой гостиной, она же – кухня, и пила чай. Чай ей пить не следовало, лишняя жидкость приведет к лишнему вставанию ночью, но пить хотелось, тем более, что ложиться она пока не собиралась. Лора поднялась в спальню, улеглась на кровать и раскрыла на груди компьютер. Она часто так стала делать. Лежа смотрела фильмы, передачи, разговаривала по Скайпу. Иногда ходила в спортзал на йогу, на иглоукалывание, и пару раз в неделю на уроки русского языка, которые она давала своим американским ученикам. Все – больше делать было нечего.

Год назад ее жизнь круто изменилась. Она даже и сама не особенно понимала, как все это с ней произошло. Прошлой весной дочь позвонила ей и предложила странную вещь: какой-то мужчина, москвич, хочет жениться на американке и таким образом получить грин-карту. Он готов, понятное дело, за услугу заплатить. Сумма не была названа, но Лора сразу согласилась, как всегда приняв решение спонтанно, ничего не обдумывая. Зачем? Обдумывать она ничего не умела. Было бы логично предположить, что она прельстилась деньгами, но, нет. Лора это сделала не из-за денег, точно, хотя деньги ей были совсем нелишними. Обычно дочь звонила ей на бегу, был слышен ее задыхающийся голос, заполошная речь, но в тот раз, Лора помнила, что она ей звонила из дому, и хотя разговор, как обычно шел о делах дочери, в конце Лоре был задан тот самый вопрос про незнакомого мужчину, она обещала подумать, обещала для виду, сама перезвонила буквально через полчаса: согласна!

И все закрутилось. Приехал этот Егор, внешне он ей сразу понравился. Высокий подтянутый мужчина в очках, с тонким интеллигентным лицом, прилично одетый, с хорошей речью, мягким юмором, которым сама Лора не обладала, но умела оценить. Она ехала встречать Егора в аэропорт, нервно сжимая руль. Как она боялась этого неизбежного этапа притирки, ведь им надо было жить под одной крышей. Как она боялась, какой он будет, что он будет говорить, что она будет говорить, как они будут спать.... Вот это последнее тревожило больше всего. Понятно, что он не захочет с ней спать, ведь, у них просто сделка, но с другой стороны… кто знает. А вдруг.... ! Лоре так хотелось мужчину. Себе-то врать было ни к чему. Он.... захотел. Все было так скоропалительно: почти сразу поехали в другой город к Егора друзьям и была настоящая свадьба. Ели, пили, сделали фотографии. Лора понимала, что все это было для иммиграционной службы, но все равно было приятно. Она оказалась в центре внимания, растерянно улыбалась, и пила много вина. Они снова лежали в одной постели и ей казалось, что она счастлива, что жизнь ее наконец-то меняется к лучшему. Потом Егор купил машину, и они возвращались на ней домой, ночевали в мотелях, гуляли, ели в ресторанах. Все, как во сне – эйфория медового месяца для двух немолодых людей.

Испортилось все тоже как-то сразу, буквально через пару недель: Егор начал вести себя в постели не так, как Лора хотела. Хотел включать свет, ему не нравились ее старые трикотажные ночные рубашки. А какое это имело значение? Лора снова поежилась, вспоминая его едкие и категоричные замечания. А как она могла "при свете"? Нельзя же было ему показать слишком широкие бедра, тяжелые ноги слишком большого размера и кожу испещренную целлюлитом! Зачем свет, какие-то ухищрения, когда есть просто зов тела.... а больше и не надо ничего. Но, все было не так: Егор ее просто не хотел, она знала, что не хотел, не мог ее хотеть после своих московских молоденьких ухоженных подружек… она была нежеланна, из их внезапного нежданного брака ничего не выходило, да и не могло выйти. После долгого, бессмысленного сидения в интернете, он ложился в постель в два-три часа ночи, отворачивался от нее и засыпал под другим одеялом. Она хотела бы почувствовать его горячую кожу, руки, но… он спал с ней в одной кровати, стараясь не прикасаться. Это было обидно, больно, невыносимо. Она что-то делала не так, и в глубине души, сама знала – что. Все эти модные эротические игры, осознанная тактика поведения в "прелюдии", наработанная опытом, раскованность, были ей чужды. Она в свои 48 лет была все еще не искушена, считая подобную искушенность испорченностью, или даже распутством. Она хотела секса и боялась его. Скромная, зажатая, буйная и ненасытная одновременно, Лора не умела соответствовать понятиям Егора о том, как "надо", и стала думать, что ему "не надо" никак, хотя… сбитая с толку, она то считала, что это "из-за нее", то, наоборот "из-за него".

Да, Лора знала свой "гандикап", с которым она ничего не могла поделать, но с которым мужчине следовало мириться, если он ее любит. Истинная любовь была для Лоры безыскусна, про стыдный "гандикап", замешанный на долгих годах одинокой мастурбации, она предпочитала не думать, всегда себе его милостиво прощая. Лора в который раз в жизни корила себя за наивность, доверчивость, пустые надежды, которые никогда не сбывались. Как только она поверила, что все может быть по-настоящему, Егор стал грубым до хамства, назло ей ругался матом, сидел часами за своим компьютером, и она только видела его упрямую спину. Он стал придираться к ее детям. Нет, в глаза он им ничего не говорил, но ей потом высказывал, что они все никчемности, их друзья никчемности… сын ее тряпка и побирушка, дочери живут с неудачниками и ничтожествами, а сын с лохушкой, и что она, Лора, тоже никчемность. Он кричал, не стесняясь в выражениях, а потом, доведя ее до рыданий, некрасивой бессильной истерики, когда она начинала выкрикивать ему злые слова, задыхаясь от своей беспомощности и глупой несдержанности, он, наоравшись, оскорблял ее, обвиняя во всех смертных грехах, даже в предательстве, а потом отворачивался к ней спиной и они не разговаривали неделями, живя, даже, не как соседи, а как два паука в одной банке, не в силах никуда друг от друга деться.

Переехали в приличную двухэтажную квартиру, туда следовало купить вещи, но за новой мебелью Лора не ходила. В магазине она терялась, ничего не могла с собой поделать, только видела, что ее дрожащие руки, теребящие волосы, подергивание колена, тупое молчание, и молчаливый испуг, отразившийся на лице, раздражают Егора все больше и больше. Он относился к ней с неприязнью, она была ему противна. Скрыть этого он не мог и Лора начала его бояться, потерялась, не зная, как себя с ним вести, что ей надо сделать, потому что то, что он от нее хотел, она делать не могла. Не могла после долгих лет одиночества в крохотной запущенной квартирке, грязь и запустение которой, она давно не замечала, полностью погрузившись в индийские учения, вегетарианство и омолаживание организма, вдруг стать обольстительной любовницей, и, одновременно, "женой", которая гладит, стирает и печет пирожки. Он хотел, чтобы она носила кружевное микроскопическое белье, завлекая его, как московская шлюха, и в то же время "запереть" ее на кухне, как рачительную хозяишку. А она, Лора – личность, у нее свои интеллектуальные запросы, фильмы, книги, лекции по культуре, по истории древнего мира, друг Володя. Как ей со всем этим расстаться? Лора была не готова выйти из "теплого маленького уютного морального домика", куда она от тоски забилась. Ей там было хорошо, а вместе с Егором в ее жизни стало слишком ветрено, слишком неспокойно, и, к сожалению, одиноко. Он хотел от нее слишком многого, и не уважал ни ее, ни ее семью. Как он мог? Он их никого не знал, кто дал ему право о них судить, судить ее детей? Он грубый, непримиримый, жесткий, жестокий! Ей с ним трудно, невыносимо…

Лора начинала понимать, что опять у нее ничего не вышло с очередным мужчиной. Что-то с ней было не так: мама с папой, сравнивая ее со старшим братом, отдавали предпочтение брату. Брат был умнее, ярче, значительнее. Младшая сестра умела заинтересовать собой мать, а Лора не умела. Это она интересовалась всеми: мамиными учительскими рассуждениями о литературе, финансовыми планами сестры, ее ссорами с мужем. Лора ездила сидеть с племянниками, выслушивала советы, напутствия и насмешки брата, длинные отчеты о жизни, которые ей предоставляли по телефону дети, жалобы подруг, безденежье и лень сына. Он просил у нее денег, и она давала, чувствуя перед всеми своими детьми странную вину, которую она, кроме как деньгами, ничем не могла загладить. А вот ею никто не интересовался, а только привыкли почему-то делать ей скидки. Замечать все это Лора не хотела, просто отказывалась. У нее все было хорошо, замечательно: милая семья, хорошие дети и даже работа.