Она купила в «Монопри» общую тетрадь – сто пятьдесят листов в клетку. Блок-закладки с липким слоем. Две капиллярные ручки.

В левой колонке – имена соискательниц. В правой – к чему они стремятся. О чем мечтают. Голубые закладки – для девочек из коллежа, красные – для учениц танцевальных школ. Кэти посоветовала Клео отдавать предпочтение девочкам из семей со скромным достатком. Отбрасывать слишком амбициозных, слишком нацеленных на карьеру. Фонд «Галатея» – учреждение социальной направленности.

Первая же девчонка, к которой она обратилась в раздевалке Дома культуры, – участница драмкружка, жаловавшаяся на конские цены в школе театрального искусства «Флоран», – не скрывала сомнений: она никогда не слышала о фонде «Галатея». Клео ответила набором убедительных аргументов. Та оставила ей свой номер телефона.

Но Кэти недовольно скривилась: семнадцать лет? Если бы в девочке был потенциал, ее уже заметили бы. И потом, в этом возрасте у них появляются мальчики, а они суют свой нос куда не надо. С мужчинами вообще нелегко. (Очередное подмигивание.)

В коллеже, едва успев рассказать о своем новом задании, она почувствовала себя наделенной волшебной властью, еще более притягательной, чем в ту пору, когда была просто избранной. С ней делились мечтами, просили оценить «проекты». Спрашивали, как проходит процедура отбора.

Клео-Кэти излагала сглаженную версию, без упоминания Жан-Кристофа и пальцев. Фонд действовал по закону; в качестве компенсации за время, потраченное на составление досье, кандидаткам полагалось вознаграждение.

Но набирать новеньких оказалось труднее, чем она думала. Одни слишком трусили, другие вообще не верили в будущее. Были и те, кто ни о чем не мечтал, кто обещал поговорить с родителями, но так и не поговорил. Или те, кто был занят подготовкой к экзаменам на аттестат об окончании коллежа.

Позвонила Кэти:

– Ты про меня не забыла?

– Дай-ка мне трубку, – потребовала мать и помолодевшим голосом произнесла: – Кэти, добрый вечер! Заходите к нам как-нибудь на ужин!

Сидя по-турецки на темно-красном ковролине в своей комнате с телефонным аппаратом на коленях, Клео ловила собственное теплое дыхание и, запинаясь, шептала в пластмассовую трубку:

– Мне надо точно знать… что ты решила… ну, насчет среды… По-моему, твой проект что надо… Будет клево, если ты получишь стипендию. Только придется пройти несколько собеседований…

Ее шепот змеится в сумраке комнаты. Свет настольной лампы падает на прикнопленные к стене постеры: темные челки над приклеенными ресницами, мысок вытянутой ноги, голый живот в блестках – балерины Театра Елисейских Полей на обложке журнала «Теленеделя».

Из коридора доносится голос матери:

– Клео, мне нужно позвонить, еще пять минут, и ты вешаешь трубку.

Клео выдыхает во вспотевшую ладонь:

– Мать ругается, больше не могу, короче, я тебя записываю?

Один и тот же разговор, повторенный десятки раз.

Имена в левой колонке. Под ними телефонные номера.

Они понемногу поддавались. На переменах Клео останавливали третьеклассницы: «Слышь, хотела тебя кое о чем спросить». Они мечтали стать актрисами, попасть на стажировку к Жан-Полю Готье, записать альбом, брать уроки тенниса. Им не терпелось, чтобы их оценили, заметили, выделили.

До одной дошел слух, что другую уже отобрали. Хотя у нее ноль талантов. Она тоже хотела встретиться с Кэти. Клео колебалась, и та, едва не плача, повторяла: «Ну не вредничай, что тебе стоит?» – потому что Клео была фондом; Клео не стало, она исчезла, поглощенная Клео-Кэти.

Добившись встречи с Кэти, они через весь двор бежали к Клео и наперебой благодарили за то, что познакомила их с ней. Кэти по-тряс-ная! В субботу они пойдут с ней по магазинам. На прошлой неделе она катала их на речном трамвайчике, а завтра приглашает фотографироваться для подачи документов.

Все повторялось до мельчайших деталей. Свитер в подарок, духи, билеты в театр, ресторан.

Кэти, превратившаяся в голос по телефону, звонила Клео через день и хвалила за какую-нибудь претендентку. А вот та – нет, не пойдет.

Как у охотничьего пса, обученного не притаскивать несъедобную дичь и в конце концов усвоившего, что именно надо делать, не понимая, как он это делает, у Клео развились глазомер и способность выискивать требуемое; в раздевалке после урока танца она видела под трусами верхушку тазовой кости, отмечала шелковистость щек. Ровный ряд зубов. Гладкость белокурых волос. Гармонию пепельных бровей и искрящихся зрачков.