— Настя, а можно я не буду больше в садик ходить? — огорошил меня малыш, когда я вытащила его из ванной и, поставив на коврик, обернула в большое полотенце. Посмотрела на брата, заглянула в его несчастные глаза, стоит, практически плачет. А ведь мой брат почти никогда не плачет. Маленький мужчина.

— Ты стесняешься, что ли? — улыбнулась, кивая на его боевой раскрас. — Миш, да оно все смоется к тому времени и вообще, это же всего лишь зеленка.

Догадка казалась настолько логичной, что я даже растерялась, когда по щекам брата потекли слезы. Сердце защемило от переполняющей до краев нежности.

— Я не хочу, — замотал головой, впервые повысив на меня голос.

Нужно было что-то делать, иначе молчаливые слезы перерастут в истерику. Обняла малыша, притянула к себе, поглаживая по мокрым волосам. Душу от его слез на части рвало, я даже не помнила, когда в последний раз видела брата плачущим.

Осторожно подняв его на руки, отнесла в комнату и уже там вернулась к начатому разговору.

— Миш, ну что такое, тебе же нравилось ходить в сад, — покачала головой, натягивая на брата пижаму. Видимо, плохая я сестра, раз не замечала, как несчастен мой брат. — Расскажешь, что произошло?

— Нет, — малыш яростно замотал головой, — я не ябеда.

Несмотря на ситуацию, его слова вызвали у меня улыбку.

— Миш, так ты же не ябедничаешь, ты делишься тем, что тебя беспокоит, — вновь погладила брата по мокрой шевелюре. Малыш долго смотрел на меня в упор. Словно решая: стоит рассказывать или нет, но потом все же сдался.

— Они говорят, что я безотцовщина и что меня нагуляли, — Миша опустил глаза, пряча слезы, а я сидела и просто охреневала от абсурдности сказанной им фразы. Да он даже слов таких не знал, и я уже догадывалась, откуда ноги росли.

— Кто это сказал? — спросила слишком строго, и малыш еще сильнее сжался, словно ожидая удара. — Миша, кто тебе это сказал?

— Димка и Вовка, они видели, что только ты меня забираешь или Зина.

С трудом заставила себя перебороть сиюминутный порыв пойти и устроить скандал работникам детского сада, а потом и родителям двух болтунов. В том, что дети сами по себе даже таких слов не знали и уж точно просто так тыкать пальцами бы не стали, — я не сомневалась. Дети в таком возрасте всегда повторяют за родителями, а значит и разбираться нужно было с родителями. Только разговор это явно не телефонный, а за безотцовщину они еще ответят. Брата своего я никому в обиду не дам.

— Миш, если не хочешь, то я тебя заставлять не буду, но бежать от проблем неправильно, себя в обиду давать нельзя, а Димка и Вовка тебя больше задирать не будут, вот увидишь.

— Честно?

— Честно, — притянула его к себе, вдыхая аромат самого родного человечка на свете.

— Настя, а можно дядя Руслан будет моим папой? — от такой детской непосредственности и серьезности сказанной фразы я растерялась во второй раз за какие-то двадцать минут.

Что я могла ему ответить? Конечно, мальчику нужен отец, и он тянулся к Багирову. Последний в общем-то был не против, но вряд ли сильно обрадуется, если его папой называть будут.

Вот только как это ребенку объяснить? Да и сам Руслан в последнее время сам не свой был. Словно вернулся тот хмурый, часто раздраженный вояка, с которым мне посчастливилось встретиться в ресторане еще тогда, в первый день знакомства. Он все чаще уходил в себя, снова пропадал на работе, возвращаясь поздно вечером. На попытки поговорить никак не реагировал, только отмахивался.

Его по-прежнему мучали кошмары, практически каждую ночь он уходил спать в другую комнату, а мне даже возразить нечего было. Точнее было, только он меня не слышал. И мы снова вернулись к точке отсчета.

— Давай мы поговорим об этом, когда дядя Руслан будет чуть посвободнее, хорошо? — ушла от ответа, надеясь, что брат не станет развивать тему. К счастью, Миша мои ожидания оправдал. Мот ответ его вполне устроил и уже через пол часа малыш мирно сопел, уткнувшись носом в стенку.

Оставив уснувшего брата, вышла из комнаты и уже по привычке набрала мужа. Обычно он отвечал, сухо, торопливо, но отвечал, что скоро будет, и я шла греть приготовленный ужин. А сегодня не ответил, только длинные гудки, а потом нудный голос, пришедший им на смену, вежливо опросил меня перезвонить позже, потому что абонент по какой-то причине недоступен. И, если в девять вечера я еще не волновалась, делая скидку на занятость, то в час ночи начала переживать.

Понимала, что веду себя, как истеричная дура, бесконечно названивая мужу, но ничего не могла с собой поделать. Он всегда предупреждал, если задерживался, а потому еще через полчаса я уже себе места не находила, вышагивая траекторию из одной комнаты в другую и раз за разом набирая номер Руслана и слушая гудки, которые уже до тошноты осточертели и наверняка мне в кошмарах сниться будут.

Я знала, что в таких случаях в первую очередь звонят на работу и друзьям, только вот не имела ни малейшего понятия, куда звонить. Наверное, я бы начала обзванивать больницы и, прости, Господи, морги, если бы не звонок и высветившийся на экране номер мужа.