Билет тебе, к счастью, без сдачи.

Удачи.

Слеза эстета

Поплачься…поплачься, мой друг,

В стихи свое горе свали.

Загони себя в яму, не парься,

Да других с собой прихвати.

Ты, эстет, умрешь ведь, как все,

В своём грязном внутреннем саду.

Погорюй вместе с людом о лютой судьбе.

Твои слезы летят, как салют.

Мне тошно смотреть, как ты стонешь о том,

Что счастье свое не нашел.

Ведь все мы живем в этом мраке. Но вот

Ты остался все там же, куда б ни пошел.

Обыкновенное накануне

Когда необычное случилось совсем.

Не осталось ничего, кроме воспоминаний.

Воспоминаний о старых и новых деньках,

В которых гулял он по парку живому.

В тех самых снах, где видел он солнце,

Закрашенное в суровый аквамарин,

Где мертвые шлялись туда-сюда,

Трындели о том да о сём.

И на скамейке обшарпанной плакал мальчик.

Мальчик – типичный неудачник,

Которых привыкли осмеивать звонко.

Разбитыми своими очками

Резал он кожу мирка кривого.

И даже мыло не отмыло те руки,

Запотевшие праведным наслаждением.

А тем временем, шла старуха, хромая,

Куда, для чего, сама и не зная.

Главное, что не в могилку сухую,

Да чтоб на слово её не покусились.

И было пиршество, праздник большой,

И сидели на стульях те самые люди,

Которым осталось ковыряться в омлете,

Лишь бы было тепло и уютно.

Окошко

Живет на свете человек,

В окошко смотрит целый век.

А за окошком дым и зной –

Соседей шел неравный бой.

По лужам крови ребятишки

Стреляют, падают как шишки.

В грязи топили дезертиров,

Сомкнулись веки воедино.

Окурки звезд над всем смеются,

Струна любви вдали горит,

Деревья в двери звонко бьются,

И белый свет назло болит.

И злая копоть от заводов,

И страшные ряды пороков.

Текут в канаве реки трупов.

И славный путч гремит средь звуков.

За стенкой дальнею, в подвале

Стоит, копейку сжав в кармане,

В окошко смотрит целый век

Вспотевший, мертвый человек.

Изгой

Коль попадет немою пулей теплый дождь,

Когда затянется агония разбитых фонарей,

И эйфория вдруг прикажет жить из тела прочь –

Познаем добрых кровь и грязь из-под ногтей.

Ему противно, смачно и смешно, и грустно;

Он на себя наклеил сотни разных ярлыков.

Ему бы только исповедать свой недуг искусно,

Тому, кого на днях клеймили меткою «здоров».

Но, даже если горечью накатят злые времена,

И наш парад большим гнетеньем разразится,

Сей жалкий будет отражен на полотне стекла

Прохладным днем, который им не насладится.

Ты завсегда глядел лишь с радостью вперёд…

Ты завсегда глядел лишь с радостью вперед,

Как будто по артериям потоком лился мефедрон.

Теперь, когда угас шального часа огонек,

На месте сделал разворот, и понял, что попал на дно.

Вдруг, с оголтелостью, ты стал месить на стенах грязь.

Она стекла в каверну, сердце, стынущую кровь.

Гудрон залил глаза, как исцеляющая мазь.

И горло жгут перетянул, что, в общем-то, не в новь.

Вновь

Прощай, мой свет. Прощай навек.

На берегу до дрожи валит теплый снег.

Сгорают сны и письма на костре.

Ржавеет сладкой веры пистолет.

Густое небо целым отразилось в луже,

И мозг в момент отсчета стал простужен.

Глаза слипаются: иссяк иммунитет.

Казалось, все, теперь плевать. Но нет.

Алена Антонова

Считаю, что стихи должны быть на основе своего опыта, взглядов и эмоций.