– Заходи, не бойся! Посмотри, какие тут рыбки плавают.

Девочка скривила губы и, ничего не ответив, отошла от воды.

Я выбрался на берег и по пути, проходя мимо девочки, неожиданно спросил:

– Знаешь, как тебя зовут?

– А то, – услышал в ответ.

– Такого имени нет Ато, – рассмеялся я, хотя прекрасно понял современный лексикон молодых людей.

– А то не знаю, – закончила она фразу, но имени своего не назвала.

– А вот и не знаешь, – сказал я. – Тебя зовут Бояморя.

– Как это? – удивилась девочка.

– Бояморя означает боящаяся моря, – пояснил я. – Ты уже большая. Тебе надо вырабатывать свой характер и не бояться моря. Ты почти взрослая. А то я тебя буду звать Бояморя.

Девочка опять скривила губы и отошла от меня к выходящему из воды деду.

В это время солнце скрылось облаком, за которым давно уже со стороны Ялты мрачно наступали тучи. Здесь ещё светило солнце, а над городом уже сверкали молнии и громыхал гром. Надвигалась гроза, и загорающие на прибрежной гальке заспешили под навес на верхнюю бетонированную площадку, быстро подхватывая полотенца, сумки и одежду, словно только теперь почувствовали опасность.

А и правда, внезапно подул ветер, посыпались редкие капли дождя, следом за которыми мощным потоком хлынул ливень. И уже все лежаки под навесом оказались занятыми, а люди продолжали бежать под укрытие, весело хохоча и стряхивая с себя успевшую налететь воду.

Бояморя с дедом, мамой и бабушкой успели до ливня на свои четыре лежака во втором ряду, так что полившиеся с тента потоки воды их не доставали своими брызгами.

Гром трещал и бухал у нас над головами, перекрывая собой барабанную дробь ливня по нашей крыше. Значит, мы в эпицентре грозы, а это значит, что она скоро кончится. Так и произошло. Шум падающих струй потихоньку смолк, тучи разорвались, появилось небо, а за ним и солнечные лучи. Сами собой мне пришли в голову стихи:

Пролился дождь.

И вот уже угас.

Фонтаны брызг не светят больше.

Не знаю, но кому-нибудь из нас

от этого, наверно, горше.

Мне кажется: пролилась чья-то жизнь,

пожертвовав мгновенно многим,

как будто строки вдруг оборвались,

не додышав на полу-слоге.

Ведь что такое дождь?

Переполненье,

когда не в силах тяжесть удержать,

когда крепленья все перегорели,

и полным каплям некуда бежать.

Тогда срываешься и очищаешь душу:

любовь – так вся,

а ненависть – до дна.

Но ливня нет, и стало суше,

исчезли струйки у окна.

Вот такие ассоциации с дождём, который быстро прекратился. Многие сидевшие на лежаках и стоявшие возле них начали одеваться и уходить. Приближалось время ужина. А подъём в санаторий через лесопарковую зону отнимал, как минимум двадцать минут, если добираться на двух подземных лифтах. Я же предпочитал подниматься по многочисленным вкопанным в землю цементным лестницам. Как-то при подъёме я насчитал свыше семисот ступеней. Преодолевать их мне удавалось за пятнадцать минут, что выходило быстрее, чем подниматься двумя лифтами с их длинными подземными коридорами и с небольшим, но существенным для ленивых отдыхающих переходом по лесной дороге от нижнего лифта к верхнему. У иных отдыхающих подъём на лифтах занимал все полчаса, но зато малой кровью, то есть без особого напряжения. Правда, не всех могло радовать проходка по подземному коридору к лифту. Попадая в него с изнурительной жары, ощущаешь леденящий холод подземелья, заставляющий сразу что-то накидывать на плечи для утепления. Но зато лифтом кофортнее.

Бояморя со своими предками, конечно, не стала подниматься по лестнице, а пошла на лифт.

На следующий день, первая половина которого, как всегда, посвящалась процедурам, после обеда я отправился на прогулку по Солнечной тропе, о которой много слышал. Вообще-то она раньше называлась Царской тропой, поскольку начинается от Ливадийского дворца, в котором некогда проживали царские особы. Для их пеших прогулок она и была проложена в лесу вдоль моря на высоте 134 метра, как пишется, НУМ, то есть, если расшифровать сокращение, получится «над уровнем моря». Но это в самом начале тропы, там, где расположены солнечные часы – объект для съёмок тех, кто их замечает. Дальше тропа несколько поднимается до 140 НУМ, после перехода через шоссе у поворота на нижнюю дорогу добирается до высоты 160 НУМ, а в районе Ласточкина Гнезда она уже возвышается над морем более ста семидесяти метров.

Но прежде, не пройдя и километра по тропе, вам попадается препятствие, хоть и небольшое, но всё-таки. Путь преграждает ручеёк, через который кто-то ухитрился положить деревянный трап, а следом за ним лежит поваленное ураганом дерево. Под него приходится проныривать. Это давнее препятствие. Никому не приходит в голову его устранить, а, может, не находятся деньги. В советское время энтузиасты ялтинской школы номер семь во главе с учителем географии Саньковым приводили в порядок эту тропу, как и другие лесные тропы вокруг Ялты. С тех пор прошла много времени, а новых энтузиастов не видно. Теперь всё на коммерческой основе, а посчитать выгоду от прогулочной тропы никому не приходит в голову, ведь по ней ходят бесплатно. Это на водопаде Учан-Су придумали брать деньги за подход к нему, видимо, вспомнив, как Остап Бендер догадался брать деньги за вход в провал, а тут пока ходят без билетов.

Многие гуляют только до беседки, откуда открывается великолепный вид на санаторий Нижняя Ореанда. Там, далеко внизу, под скалами, в густой зелени замечательного парка, возле озера с плавающими белыми лебедями гуляют элитные отдыхающие. Стоимость путёвки в этот санаторий втрое выше ливадийских путёвок, тогда как и в Ливадии отдохнуть может позволить себе далеко не каждый.

С высоты беседки можно увидеть и знаменитый гигантский платан, посаженный в самом центре санаторного комплекса ещё в начале восемнадцатого века при закладке дворцового парка императора Александра Первого. На памятной доске написано, что «Мощью и великолепием платана в разное время наслаждались поэт А. Некрасов, писатели А. Толстой, И. Бунин, А. Чехов и художник Н. Айвазовский».