Феб не стал ронять своего достоинства, гоняясь за какой-то чумазой замарашкой. Он снял с плеча лук, прицелился и всадил ей стрелу в икру левой ноги. Пифия всплеснула руками и грянулась оземь.

— Мать Гея, прими меня в свое лоно! Сделай меня невидимой! — кричала она, когда Феб разрывал на ней одежду.

Жрица действительно дралась и кусалась, пока могла. Но она отшибла себе кулаки, точно стуча по камню, и сломала зуб, пытаясь прокусить Аполлону плечо.

Когда все было окончено, лучник отскочил от нее с такой поспешностью, как будто это Пифия его держала.

— Жаль, — выдохнул Аполлон, вытирая расцарапанную щеку.

— Жаль, — повторила жрица. Воздух из ее груди выходил с хрипом.

Они сели на камни поодаль друг от друга и стали ожидать явления Трехликой богини. Ибо осквернение ее святилища не могло остаться безнаказанным.

Мать всего сущего явилась не сразу. Наверное, у нее было много дел в других местах. Но как только она с ними справилась, ее гнев уже ни что не могло отвести от головы провинившегося.

Как огромный столб пламени, она явилась из-под земли, взметнулась до самых небес и опустилась обратно уже в облике богини Преисподней с черным от гнева лицом.

— Ты убил моего Змея. Ты захватил святилище. Ты упрям и много о себе мнишь. — ее слова казались круглыми большими камнями, падавшими на плечи Феба с огромной высоты. — Я давно решила тебя проучить, а ты оказался настолько глуп, что, исполняя мои повеления, нарушил главный запрет: не касаться змей-прорицателей, ибо они есть пуповина, связывающая мир живых с утробой Матери-Преисподней.

Феб молчал, поскольку знал, что богиня сама привела его сюда, чтобы сделать то, что сейчас делала. Спираль его грехов на каждом новом витке закручивалась все туже.

— Искупать содеянное ты отправишься в изгнание, — продолжала Трехликая. — сроком на Великий Год я лишаю тебя силы бога, защиты бога, бессмертия бога. Ты собирался на север? — в ее голосе послышалась насмешка. — Ты поедешь туда, но не в Гиперборею. Там, где под покровом морских вод зияет вход в Преисподнюю, на берегах Понта Эвксинского, темной пучины с вечно неспокойным дном, живут мои стражницы, девы-амазонки. У них ты проведешь этот год.

Весь приговор Аполлон выслушал молча, глядя в лицо богини. Но последние слова повергли его в трепет.

— Смилуйся, Благая и Справедливая! Госпожа алой луны, пляшущая на костях! Как же я выживу год у твоих воительниц, если ты предписываешь им убивать мужчин, а меня лишаешь силы бога?

— Я оставляю тебе твою флейту, — отвечала она. — Разве не этого ты так долго хотел? — Великая Мать щелкнула пальцами, и осколки флейты, обагренные кровью Пифона, вновь соединились вместе. — Пока ты будешь играть, они тебя не тронут.

— Но не могу же я играть вечно! — взмолился Феб.

Образ богини уже таял в воздухе.

На Пифию она не обратила ни малейшего внимания. Пришлось Аполлону, прежде чем отправиться в путь, заново устроить прорицательницу в опустевшем святилище, у порога которого он зарыл Змея, и научить ее предсказывать будущее, надышавшись дымом от сжигаемых листьев лавра.

Отодвинув рукой ветку дикой яблони, Асандр увидел всадницу. Она спрыгнула с небольшой лохматой лошадки и потянула ее за повод к воде. Девушка была совсем молоденькой, не старше него самого, лет 15–16-ти на вид, но кто их тут разберет? Смуглая, с мягкими чертами лица она совсем не походила на гречанку. На ней были кожаные плотно облегающие штаны и такая же куртка, украшенная частыми медными бляшками, широкий наборный пояс с пристегнутым к нему коротким мечом, легкий лук и гарит для стрел за плечами. Голову украшал островерхий колпак на подобие тех, что дома, за морем, носят фригийцы, только у этого были длинные уши, шедшие вдоль щек и явно предназначенные для того, чтоб ими запахивать лицо. Незнакомка сплела венок из жестких степных цветов и водрузила его прямо на свою удивительную шапку.

Не обращая на Асандра внимания, всадница начала купать лошадь.

«Вот это да», — подумал юноша. Не прошло и недели, как он покинул Милет, и всего три дня служил в понтийском войске, а уже нос к носу столкнулся с амазонкой! Правду говорят, Киммерия — дом чудес!

Девушка явно видела его, но не предпринимала никакой попытки скрыться. Их разделяло неширокое русло Пантикапеи, садовой реки, огибавшей городок колонистов с севера. При желании оба могли преодолеть поток без особых усилий, но гостья почему-то не боялась молодого дозорного.

«Может быть, я выгляжу недостаточно грозно?» — испугался Асандр. Он и правда снял шлем и отстегнул меч, подъезжая к водопою. Жара стояла адская, юноша и сам намеревался окунуться, кто же мог знать, что под самыми городскими стенами бродят чужаки?

Молодой воин потянул коня за уздечку, словно рослый боевой жеребец мог подтвердить его собственный статус охранника здешних мест. Но всадница повела себя уж совсем странно. Она улыбнулась и дружелюбно помахала рукой.

— Привет! — у нее был очень мягкий выговор. — Ты один?