Вот это гостеприимство! Использовать его вместо приманки! Гипербореец попытался возразить, но Андромаха недвусмысленно покачала луком у него перед носом и потыкала в сторону тропинки на скалу.

Вообще-то Феб любил белые скалы. У него на родине по холодному морю плавали целые глыбы ослепительного льда. Он обожал кататься на них, когда был… бессмертным. Но сейчас именно эта сказа ему очень не нравилась.

— Попробуй выманить его песней! — крикнула Андромаха.

— Кого его? — огрызнулся Феб.

— Плохого мальчика. — рассмеялась она снизу. — А мы пристрелим эту тварь, как только голова поднимется над водой.

«Нельзя позволять им так обходиться с собой. — в панике думал Аполлон. — А то они постоянно начнут таскать тебя в качестве приманки».

— Ну как дела? — злорадно свистнул Марсий. — Интересно быть червяком на крючке?

— Ты будешь первое, что разгрызет чудовище, когда кинется на меня, — пообещал гипербореец.

Ах, если б с ним сейчас была его золотая стрела! Но ничего, кроме флейты, Фебу не позволено было взять с собой. Он с опаской приложил ее к губам, надеясь свистеть не слишком громко. Однако Марсия трудно было унять. От малейшего дуновения он зашелся таким криком, точно на утесе собралась стая чаек.

Старания рапсода были вознаграждены. Вода у сказы забурлила и со дна пошли огромные пузыри. Нечто большое поднималось наверх. Через минуту лучник понял: на свете есть твари и пострашнее Пифона. Несчастный змей был всего лишь толстой веревкой по сравнению с горой морщинистой кожи, всплывавшей со дна Эвксина.

Увидев маленькое существо на гребне сказы, тварь некоторое время решала, съедобно оно или нет. В отличие от других человечков, рассыпавшихся по берегу, оно не просто излучало тепло, а пульсировало ярким солнечным огнем. Страж преисподней инстинктивно боялся обжечься и, вместо того, чтоб наброситься на Аполлона, проявил интерес к более привычным теплым шарикам на берегу. Чудовище нагнуло голову и схватило одну из амазонок. Остальные кинулись в рассыпную. Видимо, они не предполагали, что «плохой мальчик» окажется настолько большим.

— Стреляйте же! Глупые бабы! — крикнул Феб. — Оно растопчет вас!

Земля вздрагивала от тяжелых шагов, даже Белая Скала заметно тряслась. В этот миг на голову Аполлону рухнула с небес его драгоценная стрела, которая, совершив кровавое дело, возвращалась к хозяину. Некогда было думать, нарушает он запрет или нет. Гипербореец издал радостный крик, подхватил стрелу, мигом наложил на тетиву и выстрелил, почти не целясь.

Феб видел, как тонкий острый луч солнца удаляется от него, пронзает подводную тварь насквозь и выходит наружу, вновь став стрелой.

Чудовище издало грозный рев, призывая небо в свидетели, что оно не ожидало такого вероломства, и через секунду грянулось оземь. Прямо на глазах его серя морщинистая туша стала коченеть, превращаясь в камень. А солнечный лучник почувствовал себя как-то странно. У него закружилась голова, во рту появился привкус крови, тело ощутило необычайную легкость, точно вот-вот взлетит. Он не мог понять, почему к нему возвращается сила бога. Но она возвращалась!

— Ай, ай! — испуганно пропищала флейта, спрятанная в колчане. — Ты нарушил равновесие мира. Теперь все начнет меняться. И не в лучшую сторону.

Но Аполлон был сейчас слишком потрясен кажущейся простотой, с которой он вернул себе бессмертие. Ослушался Триединой — только и всего!

С вершины Белой Скалы он сошел уже не пешком по тропинке, а с полным сознанием своего величия переместился по воздуху. Потрясенные амазонки смотрели на него с благоговейным ужасом.

— Прости нас, господин золотой стрелы. — Андромаха простерлась перед ним ниц. — Воистину ты велик, раз сотворил такое. — она указала на каменное чудовище, которое с каждой секундой все более и более обретало облик обычной скалы. Разве что чуточку мрачноватой. — Мы хотим отъехать от побережья в степь и устроить праздник в твою честь. — добавила царица. — В знак смирения слагаем к твоим ногам свои пояса, — и Андромаха первая сняла с себя золотой пояс Ареса. — Теперь ты наш господин.

«Во как! — поразился гипербореец. — Ну я наведу здесь порядок».

С минуту он наслаждался изъявлением всеобщей покорности, потом велел садиться верхом, себе подать лошадь Андромахи, а ей самой вести его кобылу в поводу. Царица преисполнилась трепета, ибо считала это величайшей честью, и отряд амазонок двинулся в путь.

На холмах близ безымянной реки женщины устроили праздник. Набили деревянными острогами рыбы, настреляли уток, откупорили бурдюки с вином. Амазонки пировали до глубокой ночи, а Феб, оттаяв сердцем, играл для них веселые песни.

— Господин мой, — сказала Андромаха, когда все уже начали разбредаться спасть. — Ты спас нас сегодня, и мы хотим поставить на этом холме камень в честь Аполлона Амазонского. Скажи, каким священным именем тебя называть во время служб?

Лучник задумался.

— Зовите меня Иетросом, — сказал он, — Покровителем странствий. Сдается мне, что эти места не всегда будут безлюдными, и многие придут сюда искать счастья.

Когда Андромаха с поклоном отошла, Феб задрал голову к небу и показал язык черному ночному лицу Великой Матери.