Нойда решил, что пора и ему задать вопрос.

– Я шел сюда мимо брошенного постоялого двора. Мне сказали, народ бежит на словенский берег…

– У кого ума нет, тот бежит, – сердито бросил Кадай. – В лесу пропасть волков, да еще медведи не спят… А кому-то, видно, этих бед мало показалось – и распустил слухи о чудище из леса. Да только, по правде, никто того чудища в глаза не видел. Я вот своим запретил уходить. Сказал, пока в деревне дома сидите – бояться нечего! Кузнец вон ослушался – и что с ним стало?

Затрещала догорающая лучина, угли посыпались в плошку с водой, снова потянуло дымом. Кадай, будто того и ждал, поднялся из-за стола.

– Иди-ка, названый сынок, спать! Мы тут с огнем долго сидеть не любим.

Длинная изба старосты состояла из двух срубов под одной крышей, соединенных темными холодными сенями. Нойде постелили в малой избе – подальше от хозяев. Сруб казался нежилым, душным и промозглым одновременно. Печь натопили кое-как – даже не прогрелась как следует. Нойда, оглядев ночлег, лишь плечами пожал и принялся устраивать постель. За вечер он достаточно насмотрелся на старейшину и его домашних: спасибо на том, что вовсе в хлев не отправили. Ему тут были не рады, совсем не рады. Кадай настороженно следил за каждым его движением, жена и дочь смотрели на колдуна с плохо скрытым страхом. В сущности, все привычно и понятно. «Конечно, боятся, – раздумывал нойда. – Кто же обрадуется колдуну, притащившему в деревню обглоданный труп? У Кадая весь вечер на лице было выражение «чтоб тебя гром разразил, незваный-непрошенный!» Но ведь я могу им помочь… Кадай говорит, дело в расплодившихся волках, но мнится мне, все не так просто… О Луот, да они вообще здесь топили?!»

Конец ознакомительного фрагмента.