– Маша, Маша, успокойся. Ты вспомни, я твой муж, Андрей, - пролепетал он.

Мария пристально посмотрела на него. В ее глазах мелькнул было какой-то свет. Она даже шепнула что-то знакомое и ласковое. И вдруг с возмущением заговорила еще быстрее и непонятнее. Лицо ее покрылось пятнами, грудь вздымалась, такой Карабичев ее не помнил. Между бровями Марии легла незнакомая сердитая складка, округленный рот рассыпал слова звонким горошком.

Светила настольная лампа в перилоновом колпаке. На стене в тонкой рамке сгрудились родственники Марии. Недовольно брюзжала муха, застрявшая в оконной раме. Под окном коротко тявкнула собака с бессмертным именем Тузик.

Карабичев сделал шаг вперед и обнял жену. Мария замерла. Несколько секунд они стояли в оцепенении, склонившись друг к другу. Тишина окутывала их, словно ватное одеяло. Кто-то плакал в коридоре, и Карабичев слышал глухие всхлипывания и причитания.

Затем словно ток пробежал по их телам. Они резко отпрянули в разные стороны, сердито глядя перед собой. Карабичев выбежал, женщина осталась. Она упала на стул и заломила руки с видом крайнего отчаяния.

Карабичев вышел на крыльцо. В темноте он различил бесформенную темную массу, примостившуюся не ступеньках крыльца. Это была Евгения Николаевна. Она глухо рыдала, утираясь передником. До Карабичева доносились горловые звуки, наполненные слезами:

– Машенька, доченька моя бедная...

Карабичев остановился и сказал вздрагивающим голосом:

– Нет у вас больше дочери, Евгения Николаевна. Нет и у меня жены Марии. Есть миссис Дитти Браун, англичанка двадцати трех лет от роду.

Он осторожно обошел тещу и зашагал по неясно белевшей тропинке.

Звезды на темном небе казались чересчур крупными и неправдоподобно яркими. Люминесцентные фонари качались и бросали неровный свет на асфальт. Улица напоминала палубу корабля в шторм. Легкий ночной ветер нес тревогу и леденящее отчаяние.

Карабичев прошел несколько улиц и остановился у маленького домика, спрятанного под сплетением пыльных шелковиц и акаций. На старых дверях вместо экранчика с подсветкой торчала обыкновенная кнопка электрического звонка. Карабичев нажал ее. В дверях появилась тетя Глаша, дальняя родственница врача. Петра Михайловича Горина. На вопрос Карабичева старушка развела руками:

– Что ты, милый, что ты! В поликлинике он. Здесь такое творится! Вся больница переполнена, врачи с ног сбились. Аль у тебя тоже беда какая приключилась?

Карабичев повел плечом:

– Есть кое-что. Хотел с Петром Михалычем поговорить.

– Ну, что же, - засуетилась тетя Глаша.
– Проходи. Ты у нас, чай, давненько не был. Все с рыбалкой своей никак расстаться не можешь. Иди, чайком угощу.

Старушке явно требовался собеседник. Карабичев, соблюдая дистанцию, пошел за ней.

– Как Машенька-то?
– допытывалась тетя Глаша.

Карабичев промолчал, наклонив голову.

– Да, да, - затараторила она.
– Сейчас со многими разные штуки происходят. С сегодняшнего дня началось. Даже с ночи, под утро. Вон наш соседжена, трое детей, хороший человек, работяга. И не пьет. А сегодня скандал такой закатил, если бы вы сдышали. Кричит, не мои это дети, и все тут! Жену прогоняет, знать, говорит, ее не хочу. Чужая, кричит, изменница. Двадцать лет прожил, и на тебе - чужая! А насчет изменницы, так это он нам всем как глаза открыл. Вот никогда б не подумали. Такая тихая, скромная женщина... Конечно, которые люди религиозные, они легче всякую суету переносят. У них опора есть...

– Как вы думаете, когда придет Петр Михалыч?
– спросил Карабичев.

– Не знаю, батюшка. Ему больных отрядами сегодня доставляют. Такое творится...

Карабичев выпил стакан крепкого чая, полистал анатомический журнал и задумался. Невеселые мысли проносились в его голове. В передней раздался громкий голос: Петр Михайлович, шестидесятилетний крепыш с румянцем и сверкающей плешью, окруженной седым нимбом волос, вошел в комнату вместе со своим ассистентом Анастасией Свешниковой.

– Андрей Анатольевич! Рад вас видеть. Не здороваюсь по понятной вам причине. Сейчас быть вежливым означает быть невежливым. Садитесь, друзья мои. Сегодня тяжелый был день, и он еще не кончен. Я думаю, что ночь принесет нам свои сюрпризы, не правда ли, Анастасия Филипповна?

Девица серьезно кивнула головой, и зайчики на ее очках весело дрыгнули лапками. Карабичев спросил:

– Объясните мне, Петр Михайлович, что происходит?

– Сначала расскажите, что с вами, - ответил Горин.

Карабичев рассказал. Когда он говорил о себе, врач согласно кивал головой, словно все это было знакомо ему давным-давно. Стоило Карабичеву заговорить о жене, как Горин насторожился. Они переглянулись со Свешниковой и внимательно дослушали сбивчивое повествование.

– Такого случая мы сегодня еще не наблюдали, - пробормотала девушка.

– Да, это что-то новое, - сказал Петр Михайлович, вставая,- но сейчас все это не так уж важно. Сейчас главное другое...

Он прошелся по кабинету, подошел к окну и поднял штору.