– Но я не была в музее! – возмутилась Эпи. – Сразу после мэрии я пошла в «Лук и Луг»! Яррик, хозяин таверны, подтвердит это!

– Не выйдет. – Отрезал Судья. – Он и его семья покинули город еще до того, как город пришлось закрыть из-за вызванной тобой эпидемии.

– Тогда.… Тогда Ховин! – загорелась Эпифаня. – Ховин Наглов! Этот парнишка, что работал с Филлипом.… Это он попросил меня достать документ из подземной тайной комнаты!

– Документ? Какой документ? – спросил Ермак.

– Это оказалась книга. В подземной цистерне.

– Книга из хранилища. О чем я и говорила. – Закивала прокурор. – И, наверное, ключ там тоже был?

– Ну.…Да. Но это был не музей!

– Увы. – Покачал головой судья. – Этого «Ховина» тоже не найти.

– Да. – Вклинился в разговор Алеф – Филлип Ла Лун и его группа покинули город еще до ограбления музея!

– Как видите, даже таинственный Ховин, будь он здесь, не смог бы подтвердить невиновность подсудимой!

– Но это значит, что меня подставили! Я обронила клинок в подземелье, а кто– то взял его и подбросил в музей…

– И где, по-вашему, находится это подземелье? – прокурор слегка наклонилась в ее сторону.

– Под центральной площадью же! – пискнула Эпи.

– Со всем моим уважением. – Снова промокнув лоб платком, прокряхтел помощник мэра. – Но под центральной площадью нет никаких подземных коммуникаций! Я наизусть знаю городские планы! Там почва слишком влажная и рыхлая, чтобы вообще можно было что-то строить.

– Но там есть секретная комната! – выкрикнула Эпи, но ее прервал яростный стук деревянного судейского молотка.

– Соблюдайте тишину, подсудимая! – выкрикнул судья Ермак, и Эпи замолчала.

– Все, чего нет на городских планах, – продолжил Алеф, – не существует в природе!

– Как видите, господа присяжные, – объявила прокурор, – алиби у подсудимой отсутствует. Правота ее слов не доказана, а вот книга и ключ из музея пропали. Это были ценные предметы, так, господин смотритель музея?

– Бесценные! – Ответствовал смотритель музея, поправляя очки.

Эпи бросало то в жар, то в холод. Мгновение, и она ощущает себя горшком фиалок, летящем с подоконника. Еще мгновение, и она яичница болтунья, под которой пылает синее пламя. Легионы слез то набегали на глаза, то застывали где-то внутри. Все происходящее так же нелогично, как и кошмарный сон. С одной только разницей: ото сна можно проснуться. А здесь прокурор сделала паузу, и зал завис в зловещем шепоте. Эпи снова пронзило десятками злобных взглядов.

– Вещественное доказательство номер два! – Объявила прокурор, и все взгляды устремились на второй прозрачный пакет размером поменьше.

Внутри пакета красовались еле заметные рыжие волосы, закрученные в спиральки. За волосами шли еще два пакета – вещественное доказательство номер три и номер четыре. Ими оказался лоскут рубашки и почерневший от копоти фонарь. При виде клетчатого лоскута Эпифаня автоматически схватилась за плечо, там на ее рубашке виднелась грубая заплатка.

– Эти предметы рассматриваются, как доказательства в эпизоде с поджогом. – Поясняла прокурор. – Все они обнаружены в старом ливневом коллекторе и у люка, который вел в него из Сиротского Приюта. Как вы помните – приют сгорел в прошлом году. Как показало исследование, пожар начался из-за вот этого фонаря. Подсудимая, ты узнаешь эти предметы?

Острый, как булавка взгляд прокурора вцепился в плечо девочки и лишь потом нацелился ей в глаза.

Эпи узнала и кусок своей рубашки, что случайно оставила на одном из многочисленных гвоздей тайного прохода, и уж тем более свой фонарь.

– Да. Это мои вещи, – буркнула она себе под нос.

– И ты, конечно, в курсе, что эти вещи найдены возле очага возгорания?

– Ну,… Я точно не поджигала! Я не хотела…

Девочка почувствовала, что сидит на гвоздях. Притом на очень горячих. В ночь, когда приют охватило огнем, она прокрадывалась сквозь тоннель за город, чтобы заполучить там свой Радужный Клинок. После сражения с ожившим каменным троллем она вернулась через подземный тоннель назад. Но она могла поклясться, что фонарь она затушила и повесила на гвоздь! Или все же нет? Что, если фитилек в нем все еще горел, а гвоздь в стене был ненадежным? С того момента она успела убедить себя, что пожар был таинственным проклятием тролля. Но убеждать в этом остальных – безумие. Ведь они даже тролля не видели.

– Так не хотела или все же подожгла? – Прокурор уже обратилась с этим вопросом ко всем. – Что скажет госпожа Ласка, директор Сиротского Приюта Ихс?

И из полумрака вырисовалась она – госпожа Ласка. От одного вида этой женщины Эпифаню передернуло холодной судорогой. Пожилая директриса приюта всегда смотрела на всех свысока, при этом являясь низкорослой. Две глубокие морщины, что начинались у ее носа и спускались вниз, делали ее рот и подбородок похожими на рот деревянной куклы чревовещателя. Ее мясистые щеки свисали вниз мешками. Половина лица была закрыта белой тканью, словно Ласка страдала флюсом.

– Это ее вещи. – Высокомерно заметила Ласка, и ее голос опять напомнил Эпи шипение змеи.

– Что вы скажете о своей бывшей подопечной? – поинтересовалась прокурор.

– Что можно о ней сказать? Сумбурная, неуравновешенная, бунтарка, ни во что не ставящая ни авторитет, ни дисциплину!

«Смотря, какой авторитет! Вы уж точно не авторитет!» – Громко подумала Эпи. Но сказать что-то про директрису вслух как всегда побоялась. Вместо этого она выдавила из себя нечто нечленораздельное, на что никто не отреагировал.