По двору бегала дворняга, подбегала к ребятам негромко лаяла и виляла хвостом, выпрашивая пищу. Володя Золатарёв, плотный, кудрявый парень, сынок директора овощного, пнул её ногой, – дворняга заскулила и отбежала.

Андрей закрыл книгу, подошел и спросил, зачем он это сделал.

Золатарёв ухмыляясь ответил :

«А ты кто такой, чтобы мне указывать! Иди на…»

Андрей резко, не размахиваясь, ударил и …. сломал Золатарёву челюсть.

Золатарёва увезла «скорая», а через несколько дней в группе состоялось комсомольское собрание. И недавно выбранный комсорг, Паша Дьячков, естественно по прозвищу Дьячок, правильный, идейный парень, который собирался стать членом партии и хотел построить коммунизм, если и не во всей стране, то хотя бы в отдельно взятой группе, в конце своей пламенной речи, сказал такие слова :

«Как это можно просто так, внезапно, ударить человека, словно классового врага! Это просто обыкновенный фашизм! Гнать его надо из наших рядов!»

Тут стали высказываться, что он не фашист, парень в принципе хороший, и обязательно исправится, а про собаку все как то и забыли.

В разгар дискуссии поднялся перевязанный Золатарёв и еле двигающимся ртом произнес, что претензий к Анохину не имеет.

Андрею вынесли выговор с занесением в какую– то карточку, Бобёр подшучивая назвал его пару раз «фрицем», а потом Гансом.

Группа собралась в общем то дружная, участвовали в субботниках и спортивных соревнованиях, собирались у Аркаши Лисина, он жил неподалеку на набережной, отец его из двухкомнатной квартиры на первом этаже сделал двухэтажную, оборудовав в подвале, просторную, обитую вагонкой комнату, сам же по полгода пропадал в артели на Колыме, перетряхивая камни в золото.

Именно здесь, в уютной квартире, из ребят нашей группы, образовался ВИА, который позже стал играть на всех вечерах в техникуме, только Вася Лобов, слегка отмороженный ударник, магаданский паренёк с прищуренным взглядом вечно красноватых глаз естественно бредивший Яном Пейсом, с повязкой на голове, непрерывно жующий таблетки, учился на аэрологическом. В разгар вечеринки он установил в звуконепроницаемой комнате, приобретенные в каком-то дворце культуры тарелки и выдал под Лисинскую басуху такое соло на барабанах, чем привел всех в неописуемый восторг.

Костя замолчал, налил коньяк, поежился и сказал:

«Как то дубовато, давай разомнем кости, подкинем дров!»

На соснах ещё клочками висел утренний туман, но дождик перестал моросить, тучи потихоньку стали рассеиваться.

Костя подошёл к поленнице, вытащил несколько дров и спросил:

«А кто приедет? Будем баню топить?»

«Ты многих не знаешь, я тебя познакомлю,… баню затопим, когда начнут собираться, ещё часа три не меньше, – я тоже набрал дров и мы зашли в дом».

Выложили дрова у камина, я подбросил пару поленьев и уселся за комп.

Костя закурил, Дельта глухо зарычала, она редко кому разрешала курить в комнате, Костя демонстративно затушил сигарету, глотнул коньячка и продолжил рассказ.

Воспоминание 3. Джинсы.

Владивосток, в начале восьмидесятых, времен конца застойного периода, представлял удивительную картину. Бегали городские и морские трамвайчики, по заливу ходил паром, перевозя машины и людей, в порту вообще никогда не затихала жизнь, трамвайчики прекращали ходить в час ночи, городские парки и набережные светились и особенно в выходные были полны народа, никому и в голову не приходило об отключениях электричества. Город расположенный на широте Сочи, окружённый заливами, с разнообразными бухтами , островами и заповедными пляжами был уникален, не только неповторимой природой ,но и людьми.

Зимой жизнь немного замирает, но снег лежит недолго, больше мучают ветра и дожди. Кратко это изложено в поговорке

«Владивосток – город дождей, бляд… и бескозырок».

То есть портовый город с частым выпадением осадков и разгульной жизнью.

Летом в каждом парке играл ансамбль со своим репертуаром и поклонниками, в Большом, он находился в вблизи набережной, около кинотеатра «Приморье», собиралась взрослая, солидная публика, гуляющие с набережной, местные снобы и богема.

В Морском или в малом, в основном гражданские и военные моряки, часто заглядывали студентки торговых вузов, здесь был веселый летний кинотеатр «Перекоп» с деревянными скамейками вместо кресел, где можно было пить пиво и курить, громко хохотать и комментировать эпизоды.

В городском или «Центральном» парке тусовалась молодежь. Это был большой парк с каруселями, тенистыми аллеями и огороженной сеткой просторной танцплощадкой.

Он находился рядом с техникумом и мы часто посещали его.

Вот и сейчас мы брели с Гансом по парку, лениво перебрасываясь словами и поглядывая на редких прохожих, стоял майский полдень, позади почти год учёбы, впереди экзамены, все вокруг расцветало и пело, сидеть на занятиях совсем не хотелось.

Вдруг меня окликнул незнакомый парень в тёмных очках, присмотрелся получше – Аркаша Лисин. Одет он был как то странно: стёртая кожаная куртка, брезентовые расклешённые брюки и прошедшие пару марафонов, поношенные кеды.

В весь этот облик портового хулигана не вписывались круглые тёмные очки.

«С девчонками поди знакомишься?» – присаживаясь поинтересовался Ганс.

В ответ, Аркаша, молча, взял стоявшую неподалёку от скамейки сумку и протянул нам.

В сумке лежала пара стоптанных домашних тапочек и почти новенькие кроссовки.

Мы смотрели на этот странный набор, медленно понимая, что происходит.

Аркаша среди бела дня, как он выражался «обменивал» старенькие тапочки на новенькие кроссовки, в кроссовках он разбирался наверное лучше, чем в музыке и мог сразу отличить фирменный «Nike» и «Adidas» от подделки.