6.

– Господин полковник, – в меру заёрзав, чтобы заусеницы его ладоней не наделали этих самых затяжек, я попыталась оказать сопротивление, – люди же кругом, смотрят.

Внезапно придавленный душевным грузом, возможно обусловленным недостающей звездой (полковнику, наверное, позволила бы себя лапать!), ловелас надрывным голосом поправил меня:

– Подполковник …

Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, есть ли действительно слежка, он последней не обнаружил и вновь повернулся. Взглянув так, что я почувствовала себя в чём-то подозреваемой, Листиков принялся посвящать меня в дифференциацию чинов. Объяснение оказалось настолько выстраданным, что перед моим взором ясно выстроился вектор мечтаний человека, надевшего (или одевшего – как там по ихнему правильно; нацепившего) погоны. Мечтания, по всему, не имели реальной базы – отсутствие покровителя или квот, или интеллекта. Я, по правде говоря, и без этих пояснений неплохо разбиралась в званиях. Так, хотела польстить служаке, а он всерьёз воспринял. Кроме того, мне и тогда было и сейчас совершенно «каши навалить» на все эти звания и чины. Но есть большая прослойка людей, для коих в этом смыл существования, так что я задела за живое. Можно конечно, было слегка поехидничать об отсутствии юмора у служаки, но, с другой стороны, вдруг его взбесит то, к чему я буду клонить. Я уже, было, собралась подыграть и понятливо закивать головой, мол, теперь поняла, кто есть кто, как из зала, а он находился как раз за углом колонны, к коей оказалась прижата главная героиня повествования, донеслись аккорды гитары. Электрогитары. Что-то вроде попытки настройки струн. Потом чей-то знакомый голос объявил начало выступления.

– О, боже! Это же Фикс! – обрадовалась я, вспомнив, что Серж говорил о том, что лично организовал выступление известного в нашем городе музыканта по имени Филя.

Его фамилии начиналась на букву «к» и заканчивалась, кажется, на «с». Отсюда – симбиоз фамилии с именем – и кличка. О полном звучании фамилии имелось лишь смутное представление, но все, кто посещал местные кафешки и ресторанчики, были в курсе редких способностей гитариста-самоучки. Он знал наизусть почти все популярные композиции классической рок-музыки и даже прекрасно подражал их авторам. Он мог «сбацать» на неизменной шестиструнке всё от фолк-рок и до хеви-метал, но особенно любил T. Rex и, как на икону, молился на портрет Марка Болана, ныне покойного. Парочка его, Болана, вещиц, а именно Ballrooms Of Mars и Monolith, неизменно звучали на каждом мероприятии, где самоучка, в хорошем смысле слова, засвечивался. Мало того, мероприятия начинались и заканчивались этими вещицами.

Когда впервые услышала Фикса, я попросту обалдела. Вернее, вначале было безразличное лицезрение публикой, частью коей являлась я, обусловленное заурядной внешностью исполнителя. Потом, по мере прослушивания, возникло нарастающее удивление, а уже после – полный балдёж от услышанного. В конце представления, а это действительно оказалось представлением, по причине неожиданно полученных эмоций в голове возникло ощущение лёгкого бриза, вызванного живым исполнением.

«Вот это суппер!!!» – проносились в моей голове восторженные мысли, когда он исполнял Teenage Dream.

Скромные физические данные, отсутствие напускной харизмы, безвкусие в одежде – всего того, чем принято украшать заурядность, с избытком перекрывалось исполнительскими способностями Фикса. А может и таланта. Образуя с электрогитарой единый организм, он, наверное, не зря заслужил среди местных прозвище «гитаромен» – вроде как аналогия робокопа. Не могу утверждать, но родись в другой – страна или время – среде, он, возможно, мог бы стать знаменитым музыкантом. Не исключено и великим. В реальности же, приходилось довольствоваться уровнем уездного масштаба, временами замахиваясь на губернию.

– Какой ещё Фикс? – недовольно поморщился Листиков.

– Тот, что надо! – не вдаваясь в разъяснения, я взяла его под локоть и легонько подтолкнула вправо, если смотреть от меня, или влево, если от него, – идёмте, господин подполковник!

Когда мы вошли в зал, Филя, по всему, обнаружил сбой в игре инструмента и сосредоточенно принялся подтягивать и ослаблять струны. Насколько я знаю, он иногда делал это перед выступлениями, как и весь эстрадный мир делает. Мелочь конечно, а сколько шарма; антураж, как же без этого.

В общем, мы стали пробираться к столикам и тут меня будто пробило несильным, но пронизывающим разрядом электрического тока: мой восторженный взгляд случайно столкнулась с другим, наполненным ненавистью взглядом. Хозяйка последнего молодая, но с кожей землистого оттенка, женщина, находилась в несколько затенённом углу, отчего её глаза как бы светились. Свет этот явно излучал злобу, и без сомнения в мою сторону.

«Она увидела во мне соперницу, – догадалась я и, несколько смутившись, направилась к своему месту.

Стул Листикова находился совсем в другой части зала, поэтому, с топорной галантностью проводив даму – то бишь меня, он двинулся к себе. Тут Фикс, как и положено, объявил «вещь» Марка Болана «Bang A Gong» После вступительного проигрыша, от которого я уже завелась, зал наполнился бесподобными по красоте звуками. Я тут же забыла обо всём вокруг – о своём друге Сержо-Тороццы, о незнакомой ревнительнице, и даже о напористом офицере нарконадзора.

Как потом оказалось, понапрасну.

Единственное, что доставило массу впечатлений от времени, проведённого в непривычном для меня обществе, было выступление Фикса. За последней его песней – на этот раз что-то новое – будто наступила зловещая бесконечность. Как неизведанная пустота за последним видимым столбом частокола, уходящего в туман.

Злые ассоциации возникли в моём воображении оттого, что полицейские в своём большинстве оказались недовольны выступлением – они тут же принялись просить исполнить какую-то муть из шансона. Кто что – про эскадрон, про спецназ, и даже про тюрьму. В общем, они хотели бардовскую песню, чтобы можно было подпевать. Что ж, каждому своё. Мне же слушать «Владимирский централ» совсем не хотелось – ни с подпевкой, ни без неё. И, растолкав трезвеющего Сержа, я направилась с ним восвояси.

7.