— Нет, нет! В этой области у меня крупные достижения! — гордо заявил Мильчевский.

Действительно, он рассудил, что глупо держать Рог на складе, рискуя ежеминутно быть накрытым. Он перекрасил его в черный цвет, покрыл лаком, отхромировал рукоятки, вставил в него потенциометр и под видом старого хроматографа перетащил в основное лабораторное помещение.

Подольский окинул комнату подозрительным взглядом.

— А где Ольга Ивановна?

— Они изволили отбыть в командировку, — улыбаясь, ответствовал Мильч, где и пребудут до конца месяца.

— А-а, — сказал Подольский.

Мильч посмотрел на него и вздохнул. Ну ладно, решился, стало быть, решился. Новый путь есть новый путь. Как правило, он хуже старого. Ну, да ладно…

— Шутки в сторону, — сказал Мильч, — перед тобой, Миша, чудо.

— Знаешь, Роб, ты…

— Ну ладно!

Мильч начал действовать… Когда внутри ящика возник уже знакомый сияющий овал, образованный сплетением разноцветных лучей, а на стенках загорелись сложные узоры, напоминающие не то кровеносную систему, не то сложную радиосхему, Мильч удовлетворенно сказал:

— Ну вот.

Подольский, с изумлением наблюдавший за происходящим, взволнованно воскликнул:

— Здорово! Что все это значит?

— Ого! Для того чтобы это понять, — торжественно провозгласил Мильч, нужно пройти искус посвящения! Выдержавший испытание будет удостоен высочайшей мудрости познания и сможет пить прохладную влагу Истины из рук самой Изиды или в автомате газированной воды.

— Но все же, — сказал Михаил, — ты мне можешь объяснить по-человечески, что все это такое?

Роберт наклонился к уху Подольского.

— Дело в том, — доверительно прошептал он, — что я пригласил тебя на помощь. Я надеялся, что ты поможешь-мне разобраться в этой штуке. Я сам не понимаю, что с ней происходит, почему она такая.

— Ну, хорошо, хорошо. Расскажи мне хотя бы, как эта штука у тебя появилась.

— К беде неопытность ведет, а любопытство — тем более.

— А на каком питания он у тебя работает?

— Он? — вздрогнул Мильч.

— Ну да, этот Черный ящик. Ведь это же Черный ящик? Так?

— Пусть будет Черный ящик. Он работает на электричестве, там, внизу, подводка.

— Прямо в корпус?

— Прямо в корпус.

— И больше ничего?

— Ничегошеньки. Ты же видел, каким был ящик после того, как я вытянул потенциометр: голые стенки — и все.

— А потенциометр зачем?

— Потенциометр, братец, бутафория. Для легализации Черного ящика в нашей лаборатории.

— Никто, кроме тебя, не знает об этой особенности Черного ящика? Ты никому не говорил? — удивился Подольский.

— Видишь ли, я хотел сначала понять сам. Но… очевидно, у меня не хватает культуры, литературы и смекалатуры. Посему я обратился к тебе. Мне хочется сначала разобраться, а уж потом поднимать шум. Поднять шум никогда не поздно.

Михаил кивнул и подошел вплотную к Черному ящику. Вглядываясь в световое панно, он испытал какое-то странное ощущение. Это была смесь любопытства и страха.

— А ты не боишься? — спросил он Мильча.

— Техника безопасности здесь на высоте, — ответствовал тот.

— Где ты его взял?

— Пусть тебя это не мучает.

— Но все же?

— Хочешь честно?

— Конечно.

— Нашел на свалке. На нашей институтской свалке. А потом… обнаружил это свойство иллюминации. Сломал голову, вывихнул мозги, свернул шею от многочасового недоумевающего покачивания перед Ро… перед Черным ящиком. Теперь решил подключить к этому занятию тебя.

Молчание. Безмолвно сплетаются и расплетаются кольца и полосы, овал внутри ящика из сиреневого становится оранжевым, Михаилу слышится музыка чудесная музыка без звуков, музыка линий и радужных цветов.

— А что, если туда сунуть что-нибудь?

— Не знаю, не пробовал, — быстро говорит Мильч.

— Боишься?

— Нет, просто такая мысль не приходила мне в голову.

— Я попробую.

— Что же ты хочешь сунуть? — спросил Мильч.

— Ну… хотя бы руку.

— А, руку! Руку можно. Руку я совал, ничего не изменилось, — сказал Мильч. — У меня даже голова как-то туда влетела. Потерял равновесие и упал вперед. Ничего не случилось, только в глазах блеснуло. Оно неощутимо, как солнечный луч.