– К сожалению, нет. У меня много задач и стрессов на работе, и я так выматываюсь к вечеру, что всё, на что я способна после работы – это завалиться на диван, заказать суши и выбрать фильм. А по выходным – стирка, уборка, готовка. Изредка выбираюсь в фитнес зал или бассейн. Вот и всё содержание моей жизни.

– Знакомо, – с пониманием ответил Никита, – у меня было то же самое. Рутина, однообразие. Тянул свою лямку, как и все. Пока я не осознал одну очень простую вещь.

– Какую?

– Легкость. По жизни нужно скользить с легкостью, – Никита щелкнул пальцами, – ничего не принимать к сердцу. Это работает, попробуй.

– Сомневаюсь, что у меня получится, – усмехнулась Катя, – на словах всегда легче, чем на деле.

– Хочешь, помогу тебе? Не сразу, но начнет получаться, поверь мне.

– Ладно, помоги, – улыбнулась Катя, доставая банковскую карту из сумочки и помахав официанту, – мне пора бежать, прости, работа не ждет.

– Убери карту, я расплачусь. Когда мы еще увидимся? Увидимся же?

– Надеюсь, скоро, – снова улыбнулась Катя, вставая, – на днях. Я напишу.

– Буду ждать.

Катя торопливо вышла из кофейни, прошла два дома и вспомнила про зонт. Кофейня находилась рядом с офисом, в историческом центре города, и Катя не стала забирать машину со стоянки, решила пройтись пешком. Она не упускала шанс пройтись по нарядному центральному проспекту. Это поднимало настроение. Перед тем, как идти в кофейню, Катя выглянула в окно. За окном на нависшем небе сгущались тучи, и Катя на всякий случай захватила с собой зонт-трость, подарок сестры. А потом забыла в кофейне, недотепа.

Из-за этой истории с неведомой болезнью Дианы (возможно, придуманной или воображаемой), звонка назойливого доктора с клиники-разводилы, расспросах о причинах смерти и историй болезни родителей, – всё перемешалось в голове. Катя чертыхнулась, развернулась и быстрым шагом вернулась, чтобы забрать зонт. Через панорамное окно кофейни она увидела, как к Никите подсаживается молодая привлекательная девушка. Вероятно, еще одно знакомство с Tinder. Было бы слишком неловко, если бы Катю заметил Никита. Подглядывающую за окошком. Катя развернулась и снова быстым шагом направилась в свой офис, решив написать Никите сообщение с просьбой забрать зонт и передать ей позже, при следующей встрече. На днях.

Я обдумывала, как помочь Кате открыться миру, вернуть доверие к людям, понять, наконец, каково это – простое человеческое участие. Никто не одинок, в мире полно людей, готовых прийти на помощь. Мир не так уж равнодушен, люди зачастую благожелательны. Рано или поздно что-то с Катей произойдет, это неизбежно, со всеми происходит. Не обязательно со здоровьем, может быть любая жизненная ситуация, с которой в одиночку справиться практически невозможно. И если она к этому времени не научится взаимодействовать, будет так же строга к себе, как строга ко мне (а именно так и произойдет) и продолжит жить по инерции, полагаясь только на себя, всё может закончиться плачевно. Или Катя будет крепиться до последнего и упустит что-то важное, упустит время, или начнет преуменьшать масштаб проблемы и отпихивать от себя самаритян. Уже въелась привычка и других держать в ежовых рукавицах, и себя.

Я обдумывала это, направляясь в офис продаж недвижимости, из которого уволилась два месяца назад. Там было шумно, как обычно в это время дня. Между консультантами за стойкой сновала моя бывшая начальница, Марина Викторовна. Типичная ломовая лошадь, преданная компании и своему делу. Максимальное рвение, максимальная лояльность руководству, женщина-робот. Маринотрон две тысячи четыреста тридцать шесть. Ее мышиный хвостик прыгал в такт шагам, накрашенные блеклой помадой губы напряженно сжались, бесцветные тонкие брови сосредоточенно нахмурились. Она наклонялась то к одной, то к другой девушке-консультанту, показывая на экране компьютера последовательность выполнения операции, отвечая на вопрос или контролируя работу. Собранность сотого уровня.

– Марина Викторовна, – позвала я, помахав рукой.

Марина Викторовна обернулась, увидела меня, сжала губы еще сильнее и показала на диванчик в зале ожидания. Я прождала около двадцати минут.

– Чем обязана? – сухо спросила она, когда, наконец, освободилась и нашла минутку для меня. Она сухо смотрела на меня сверху вниз.

– Здравствуйте. У меня вот какой вопрос. В процессе работы я перерабатывала по два, иногда по три часа после окончания смены…

– Еще при собеседовании я задавала вопрос о готовности к переработкам и предупреждала, что при наплыве клиентов придется иногда задерживаться.

– Верно, но я поняла, что будут редкие случаи, когда придется задержаться на десять-пятнадцать минут. А по факту каждую смену мне приходилось перерабатывать по два-три часа. И мне и в голову не пришло, что эти переработки не повлияют на мой доход, и не будут оплачиваться сверх оклада.

– Что ж, мне жаль, что призошло недопонимание. Можно было задать уточняющий вопрос перед трудоустройством. Это всё?

– На случай недопонимания я копировала сделки по операциям каждую смену, в которых отражены даты и время. А также у меня есть расчетные листы. Ни слова о начислениях за переработки. Это повод для трудового спора, Вы не находите?

Марина Викторовна молча смотрела на меня. Я выждала двадцать секунд и постаралась, чтобы мой голос дрогнул, когда добавила:

– Из-за того, что меня загоняли, появились проблемы со здоровьем. Есть назначение врача, – я полезла в сумочку за направлением Петра Николаевича, чтобы показать Марине Викторовне, но она не стала смотреть.

– Жди здесь, – отрывисто сказала Марина Викторовна, помолчав еще несколько секунд.

Я удобно развалилась на диване и открыла на телефоне электронную книжку.