— Ру, здравствуй!

Девушка остановилась, чем-то смущенная. Карабичев обратил внимание на красные пятна возле глаз и расширенные зрачки.

— А-а, ты уже приехал. Это очень хорошо.

— Возможно. Что у вас тут было?

— Собрание. Заседали.

— По какому вопросу?

— Да вот, — девушка немного подумала, — письмо составляли в Объединенный совет. Вернее, думали, как получше составить…

— А о чем письмо-то?

— Письмо? — удивилась Ружена. — Письмо об этих… Как его, «эффект дубль-ве»… Ермолов знает, он писал. Ты его запроси.

— Ну ладно, иди, — рассердился Карабичев на бестолковую подчиненную.

Он заглянул в конференц-зал, надеясь поймать еще кого-нибудь. Там было пусто. Карабичева поразил вид помещения. Неосевшая пыль носилась в воздухе густыми серыми облаками, ряды кресел сдвинуты, несколько сидений сломано. Карабичев с удивлением прошелся по грязному паркету, на котором валялись бумажки, окурки. «Да здесь не заседание, а побоище было, подумал он, подходя к председательскому. столу. — Странно, очень странно».

Он увидел на полу клочья бумаги, изорванные и старательно затоптанные множеством ног. Что-то заставило его склониться и поднять один обрывок. Распрямив его на ладони, он понял, что это кусок карты. На нем сохранилась жирная черная линия, проведенная от руки. Карабичев начал собирать все бумажки с пола.

Когда он вошел в кабинет Ермолова, тот стоял у окна, растирая виски руками.

— Я рад, что ты уже здесь, — сказал он Карабичеву, показывая на кресло. — Садись и рассказывай.

Карабичев сел и молча закурил. Ермолов нетерпеливо прошелся взад-вперед.

— Я должен что-то вспомнить, — с раздражением сказал он, — и никак не могу. Вот вертится, вертится, а что — не помню. Тьфу, пропасть! Ну ладно! Так, значит, с твоей женой произошла трансформация. Неприятная история. Но сейчас это, к сожалению, не единственный случай. Кто она у тебя теперь? Англичанка? Да, трудновато. Но ты не унывай, еще не все потеряно…

— Иван Иванович, — перебил его Карабичев, — какое письмо вы составляли сегодня на заседании комитета? Мне Миракова говорила, но я так и не понял, о чем шла речь.

— Письмо? Какое письмо? Ах, да, действительно, там шла речь о письме, но…

Ермолов задумался.

— Да, право, позабыл. Кажется, Иван Павлович его составлял… Что-то не очень важное. Вообще удивительно бездарное было заседание. Можно было и не собираться.

— Говорят, шумно у вас было? — спросил Карабичев.

— Шумно? Да нет… А хотя да. Нас здорово насмешил Иван Павлович. Он отмочил какую-то шутку… вот позабыл, какую именно… Одним словом, весь зал хохотал.

Ермолов поежился и задумчиво сказал:

— Вот никак не вспомню… А ведь вертится что-то в голове. Что-то очень важное…

— А это вам не поможет вспомнить? — спокойно сказал Карабичев, вставая с места. Он подошел к столу, сдвинул в сторону телефоны и высыпал на стекло груду бумажек, Ермолов с удивлением посмотрел на него.

Карабичев молча прикладывал обрывки один к одному, старательно разглаживая их, пока на столе не возникла карта мира, у которой не хватало Северного полюса и кусочка Европы.

— Что это такое? — спросил Карабичев, тыча пальцем в жирные черные кольца, рассекающие параллели и меридианы. Ермолов молчал. Карабичев взглянул на него. Тот стоял страшно бледный и напряженный. Внезапно он бросился к Карабичеву.

— Вспомнил, вспомнил! — закричал он. Никогда Карабичев не видел у него такого растерянного лица. Голова и плечи Ермолова дрожали. — Ох, если б ты знал, какой это был ужас! Это мы изорвали карту. Мы были вне себя. Сам Иван Павлович рвал ее и топтал… Теперь я все вспомнил!

Ермолов рассказал Карабичеву о дикой сцене в конференц-зале.

— Понимаешь, это было как волна, она несла нас, и мы не могли сопротивляться, — говорил Ермолов.

— Коллективный психоз? — спросил Карабичев.

— Что-то в этом роде, Андрюша. Сначала коллективное творчество, потом — непонятный безумный экстаз. Зачем-то порвали карту… Я сегодня же отправлю письмо в Объединенный совет и подробно опишу, что произошло на совещании.

Наступило длительное молчание. Волновавшие мысли были такими страшными, что они не решались высказать их вслух.

— Неужели Миснатед прав?! — воскликнул, наконец, Ермолов.

Карабичев молча пожал плечами.

— Слушай, Андрей, я тебя попрошу — пока никому ни слова. Люди позабыли, и ладно. Не нужно подавать повода к панике, понимаешь?