Пробежав глазами знакомые строки, он оставил книгу и залил прозрачный чайник кипятком. Вкуснее всего листы раскрываются в плоском чугунном, но Шэнь предпочитал стекло. Ему нравилось наблюдать за тем, как жухлые, скукоженные листы, опалившись водой, в мгновение становятся блестяще-зелеными. Являя миру свою красу, они каждый раз напоминали Шэню, что расшевелить человеческое существо может только опасность, драйв, адреналин. По вантовому мосту неспешно шли люди. У берега, он не видел, но знал, плавали жирные утки, которых кормили те самые, что спускались с моста. Хлопали в ладоши, когда зеленоголовые селезни подплывали ближе, смеялись над дерущимися за кусок хлеба. А если бы их закрыть на этом самом мосту с этими самыми утками? Сколько потребовалось бы времени, чтобы развлечение превратилось в необходимую еду? И кто оказался бы самым кровожадным?

– Папа, когда мы поедем домой? У меня вечером скайп с англичанами, а я еще не писал ничего. И надо заехать в dhl.

Услышав этот голос, Шэнь, как всегда, улыбнулся уголками губ. Единственный в мире человек, который им распоряжается. Оглянувшись, он в который раз удивился, как в мать удался Роман: высокий не по своим годам, уже выше всех в классе. Пока еще в нем не заговорил подросток, он серьезен и идет к цели. Собрался стать дипломатом – последствия прошлогодней поездки в Европу. Шэнь какое-то время пытался настаивать на изучении китайского наряду с остальным, но сын сообщил, что пока в планах английский, потом, возможно, японский. Переубеждать его, как и Шэня, обычно бесполезно.

– Что на этот раз ты решил освоить? – спросил он, впрочем, не вставая.

Чай должен быть выпит сразу, пока листья свежи. И сразу вторую заварку. Первый кипяток раскрывает, второй смывает молодость, насыщает опытом. Третий – делает чай свободным.

– Думаю на тайский бокс походить. Плечи слабоваты. Тренера уже присмотрел, заказал грушу, перчатки. Тебе, кстати, новые очки для плавания, – добавил Рома, – у твоих уже резинка слабовата.

Он положил отцу на плечо руку и вдохнул свежего ветерка, гулявшего по крыше. Как и отец, он любил это место. Он любил одиночество и покой и, если бы не социализация, то и учился бы с репетиторами. Но Иван сказал ему, что дипломаты обязаны уметь общаться с людьми, и Роман высиживал по 7 часов с напыщенными одноклассниками. Он предпочел бы школу попроще, где не придавали бы такое большое значение значку крокодила на рубашке и новой модели смарта, но отец считал по-другому. А его решение не оспаривается. Помимо школы у Романа было много увлечений. Нет, даже точнее сказать, много метаний. Он быстро загорался и быстро остывал. Частенько еще до того, как дорогостоящее обычно оборудование для хобби доставлял курьер. Шэнь смотрел на это сквозь пальцы, считая, что «нужно пробовать все». Возможно, мать могла бы приучить его к усидчивости, но ее он не помнил и не страдал. Дома у них не было фотографий, отец не упоминал о ней, а Рома и не интересовался. В его жизни был Иван. Два года назад отец устроил им встречу в Италии. Привел его к фонтану Треви и велел подождать, купив artigianale con mango8. «Ты Рома?», – щурясь от августовского солнца, обратилась к нему женщина. На ней были огромные очки с леопардовой дужкой, красный сарафан, не удерживавший большую грудь и широкополая соломенная шляпа. «Будто от слежки прячется», – подумал тогда он.Он огляделся, но рядом сидели только две китайские девочки. Август для Рима – поры вымирания. Безумная жара, местные разъезжаются в отпуск, а туристы не вывозят раскаленного камня в городе. Мама купила ему в gelato artiganale два шарика с сыром и голубикой, себе – клубничного, хотя он уже и не хотел мороженого, а с удовольствием выпил бы лимонада. Они почти не разговаривали.

Чего она ожидала через годы разлуки? Что мальчик кинется ей в объятия, а она почувствует, как сердце развалилось на тысячи куском? Она ожидала, что будет плакать от счастья, потому и не красила глаза, спрятав их за очками. Ожидала, что глаза, которые, как она помнила, были цвета неба, расширятся от переполняющих чувств. Они трансформировались, переродились. Стали карими, шэневскими. Перед ней сидел строгий худой юноша, несмело рассказывающий, что сдал на сертификат на симуляторе AN-24, катается на горных лыжах и любит пепси. О себе рассказала скупо: замужем за немцем, живут здесь по работе, полуторогодовалый сынишка. Она представляла себе, как он вспыхнет при упоминании брата, а она покажет ему Авентин9, не только ведь Колизей есть в вечном городе! Расставались они с чувством взаимного недоумения. Рома так и не понял, чего хотела эта женщина, а мать не поняла, куда делся ее сын. И, хотя, сжимая его в некрепком объятии, она умоляла его не теряться, побоялась ответить на его открытку к Новому году. Ни к чему это – бороздить прошлое, из которого не прорастает будущее.

Роман спросил у Ивана, почему так произошло. Они приехали в обувной, чтобы найти удобную сменку к школе, а вокруг кипишились такие же будущие школьники с уставшими от проводов во взрослое мамочками. Рома долго изучающе разглядывал женщину, чем-то смутно напомнившую мать. Кажется, у нее тоже был кулон, такой, еще нелепый, в форме жучка или птички. Сын ее удобно оперевшись локтем на стойку с туфлями, пялился в телефон, а она таскала ему коробки, примеряя то одну, то другую пару. Нацепив на широкую не по возрасту ногу очередные лакированные, она отходила, приглядываясь, как художник, к деталям картины и, качнув кулоном, снова снимала. Тогда-то он и задал вопрос, вертевшийся на языке все время после встречи с матерью. В голове, конечно, формулировал, но вслух вырвалось: «Почему так? Почему у моей мамы не так?». Иван посмотрел внимательно на своего маленького друга, жадно наблюдавшего за попытками той привлечь внимание сына и, подавив вздох, философски ответил: «Жизнь. Никто не виноват». Не умеет он красиво объяснять, это лучше хозяину поручить. Ему проще сделать, чем прочесть лекцию. Роман приехал домой бледный, с блестящими глазами. Сказал отцу, что больше не хочет вестей от матери и, по возможности, новую мать он тоже не хочет. Вдвоем хорошо. Иван есть, если что. Шэнь покачал головой, но обещание дал. В конце концов, ему необязательно знать некоторые вещи. Как бы там ни было, он – его первенец, любимец, наследник. Как решил, так и будет. Если нужно оставаться неженатым, чтобы губы не синели от закусывания, будем выполнять. И он отмахнулся от Ивана, предлагавшего в пику сыну жениться и найти хорошую, ласковую женщину.

– Сверни направо, – указал Рома водителю на коричневую пятиэтажку, первый этаж которой был занят офисом «Пегатуристик», и уже отцу, ласковее, – я быстро.

Выскочив из машины, он вбежал в одну из дверей, на которых не были видны вывески. Пока водитель пытался поудобнее припарковать паджеро, Шэнь равнодушно смотрел на вереницу машин. Хорошо хоть, виадук построили, все побыстрее стало без перехода, но развязку бы сделать, а то вечно в пробке….

Завибрировало сиденье, и Шэнь увидел, что сын оставил мобильник. На экране высветилось уведомление: «Новая публикация на канале «шутки-радио». С Китайским Новым годом вас, друзья!» Ох, и вправду, он ведь совсем забыл с этим новым проектом поздравить самого главного человека! Он уже сунул руку в карман, но, поддавшись любопытству, все-таки открыл сообщение. С фотографии на него смотрели довольные девушки в очках. Все они держали в руках фонарики, карты, свечи. Он невольно улыбнулся, вспоминая свой последний Новый год в его кругу. Там тоже было полно красного цвета. А потом Шэнь прочел подпись.

– Иван, послушай. «По последним данным, китайцы верят, что Иисус вернулся в этот мир в теле женщины. Пожелаем в новом году каждому мужику встретить своего Иисуса, а бабам – религиозного фанатика. С Новым китайским! Ваше шутки-радио». Ничего себе шутки! Прямое оскорбление народу. И когда? В один из светлых праздников. Посмотрел бы я на этих шутников, когда китайцы сочинили бы что-то подобное про нас!

Привыкнув к тому, что босс лишь считает себя спокойным, как истинный восточный человек, Иван молчал, пережидая бурю. Он не стал говорить ему, что не стоит искать в чужом телефоне то, что тебя не устроит. И уж совсем глупо воспринимать всерьез соцсети. Сам он ничего оскорбительного не услышал, но знал, как трепетно отношение Шэня к китайцам, поэтому лишь подумал то, что он подумал. Вместо этого он кивнул и уставился на белоснежную тойоту, безуспешно пытающуюся повернуть через поток машин.

– Пап, ты чего в моем телефоне потерял? – сунулась в окно голова Романа.

– Наслаждаюсь русским юмором, -ледяным тоном ответил Шэнь.

Он закрыл гнев, как заслон у печи, но чувствовал, как тот клокочет внутри. Сын бухнулся на сиденье, выхватил у него из рук самсунг в зеленом чехле и уставился на экран. Через пару секунд изучения он захихикал. В гнев Шэня как дров подбросили, но попало водителю.

– Долго мы будем ждать, пока кто-нибудь не врежется в нас?

Переулок был довольно узкий, и машина на аварийке здесь мешала проезжающим, рискуя получить царапину. Водители, ворча, объезжали их.. Конечно, Шэню было бы плевать, и инспекторов бы ждать не стал, но однажды ему попалась жутко въедливая баба, отказавшаяся решать вопрос «на месте», и Ивана с водителем пришлось оставлять дожидаться ГАИ. А такси Шэнь ой как не любил. Он почувствовал, как сын легонько толкает его в бок.