Скользит над водой пыльный голубоватый луч. Где-то полночь отбивают склянки. Фосфорические креветки выползают на берег и устраивают заговор против своего морского президента. А в небе кружится голубоватая пыль Млечного Пути и фосфорические звезды осыпаются вниз. Я пощажу большую звезду. Помнишь ту ночь на крыше, Дениз? Куда это все исчезло, в какую бездонную бочку упало? Неужели прошлое просто проваливается в пустоту, в холодное кромешное небытие? Но ведь время едино и вечно. Иначе какое же это время? Может, прошлое, настоящее и будущее - лишь эфемерные трансмутации единой сущности, троеликого непостижимого единства? Вот сейчас здесь во мне одновременно существуют и прошлое, и настоящее, и будущее. Они едины в некоем настоящем второго порядка. Мы просто не можем охватить его целиком, как метагалактику. Человеку не дано познать сущность сразу. Он познает ее постепенно через явления. Анализ и синтез, анализ и синтез. Одна сторона и другая. Одно явление и другое. Прошлое, настоящее и будущее! Различные явления единой сущности, имя которой Время. Бесплодно смыкается круг. Разум тонет в черных водах без надежды, без проблеска. Возможно, время неподвижно и лишь наше сознание движется вдоль него, обтекает, скользит.

А что, если где-то в подсознании мы уже знаем это? Возможно, придет день, когда самые сокровенные тайны мироздания, и единая систематика частиц в том числе, откроются нам в процессах, протекающих в темных глубинах мозга. Именно там в окончательной форме регистрируются процессы, протекающие в космосе и микромире. Мозг создан по тем же законам, что и Вселенная, и он может постигнуть ее как угодно полно. Так приближается к единице, никогда не достигая ее, ряд 1/2 + 1/4 + 1/8 + + 1/16 + ... Возможно, наш мозг уже постиг мир, но только не знает пока об этом. Это не моя мысль. Ее высказал кто-то из французских физиков. Но я тоже думал примерно так же. Только не довел мысль до конца. Разбудите свой мозг, люди! Физики будущего, углубитесь в себя! Ваш мозг - ваша лаборатория.

Аналитический путь добычи истины почти исчерпал себя. С каждым днем мы находим все больше, но еще больше мы теряем с каждым днем. Мы движемся вперед путем выбора по лестнице альтернатив. Из многоликой сущности исследователь выдергивает аксиому и передает ее дальше, как эстафету. Так из противоречивого диалектического двуединства на миг возникает некая цельность. Потом и она расслаивается на противоположности и начинает соблазнять другого исследователя выбором, оставляя за собой кладбища разрушенных противоречий. А кто будет рыться в отвалах, где лежат не замеченные предками гениальные идеи, где сами собой сформировались неведомые нам науки, где похоронены целые области навеки утраченного знания? Я бы хотел найти такую науку, построенную из отброшенных отрицаний.

Как хорошо было бы спуститься к истокам! Проследить основные вехи, переоценить выбор, соединить звенья отвергнутых истин...

Потому-то и спиралеобразно наше развитие, потому-то и возвращается завтра отвергнутое вчера, что мы всегда выбираем лишь одну из противоположностей. Мы гребем то правым веслом, то левым и никогда вместе, а лодка тычется то в один, болотистый, берег, то в другой, каменистый. Как удержаться строго в фарватере? Как избежать порочного выбора и получить истину сразу?

Нужно искать новых, принципиально иных путей познания. Но возможны ли они? Не есть ли наш путь единственно возможный для человека?

9 августа. Ординаторская.

– Коуэн уже уехал?
– Главврач закрыл кран и отряхнул руки над умывальником.

– Еще вчера, - сказал Таволски, подавая ему полотенце.
– На прощанье он захотел осмотреть Аллана.

– Ну?

– Кажется, болезнь вступает в последнюю стадию. Появились небольшие растекающиеся кровоизлияния.

– М-да... А как ваша гипотермия?

Таволски дернул плечом и потянулся к портфелю.

– Из управления получена разнарядка двухнедельных посещений... Нужно подписать. Они сказали, что вы можете вносить любые изменения в пределах сметы.

– А! Давайте... Кто там у нас на очереди?

– Старший дозиметрист Шульц, лейтенант де Фриз, доктор Скотт, сержант Хитауэй, майор Солк, доктор Гудов, водитель Пек, старший пожарный Балагер, доктор Бартон, рядовой Трэсси!

– Хитауэя вычеркните. Достаточно с нас скандала, который он устроил в прошлый раз. Одного из докторов тоже вычеркните. Интеллигенты переносят это не так легко, как другие. В одиночку они скрывают свои чувства, но если приедут сразу к обоим... Вы понимаете? Вычеркните одного до следующего раза.

– В списке три доктора.

– Вы имеете в виду Бартона? Он, разумеется, не в счет. Сделайте для него все, что возможно... Только, мне помнится, вы говорили, что у него никого нет?

– Да, но... Вот посмотрите, пожалуйста, я заготовил бумагу, и если вы не возражаете...

– Давайте.
– Главврач пробежал глазами документы и с отсутствующим видом уставился в потолок.
– Ну что ж, - сказал он через некоторое время, - давайте попробуем. Я подпишу.

9 августа 19** года. Утро.

Температура 38,3. Пульс 96. Кровяное давление 150/105.

– Мы к вам, Аллан! Не возражаете?

– Майк! Ли! Тэдди! Какой сюрприз! Заходите. Рассаживайтесь, где можете... Ну и вид же у вас, Ли, в этом халате! Желтое на зеленом. Лимон какой-то, а не человек.

– Вы все такой же, Аллан, - тихо улыбнулся Ли и осторожно присел на краешек постели.

– Только не на постель!
– встрепенулась сестра Беата.
– Отсядьте-ка подальше. Все отсядьте.

Она выключила ультрафиолетовый заслон и опустила экранировку.