С подружкой уж домой идут.

– 6-

Табачный дым синит клубами,

Сочельник манит пирогами.

Изба к рождению Христа

Никак не может быть пуста.

Крестьянский быт, он так устроен:

Гулять в деревне, тот достоин,

Кто руки приложил к труду,

Прошел тяжелую страду.

От Ленинграда до Находки

Мужик-колхозник выпьет водки

Чтоб вдоволь так, и через край

Когда в амбарах урожай.

Набит амбар у Нуждиных,

Не забываю про родных.

В главе стола, с ухмылкой кроткой

Данил Лукич сидит с бородкой.

Задерган Прошка, их лакей,

Сегодня в доме ждут гостей.

Все братья, сестры Лукича

Спешат отведать калача.

Был урожайным этот год,

Готов к гулянию народ.

Сургуч от штопора слетел,

Кабан на вертеле чернел.

Закуски для метанья глазу

Стол проломить пытались сразу.

Соленья – все ручных творений,

Тосты для слезных умилений.

И вот уже живот набит,

На лавке гармонист сидит.

Махнул полсотни, ус скрутил,

Размяты пальцы, в пляс пустил.

Кадрилью смело разогрел

И в остальном он преуспел.

Данил Лукич кидает клич

И словно гусь по дому ходит.

Кто грустью полон, он найдет,

Для танцев он таких выводит.

Вдруг звук, клюкою стук,

Снежок, руками отряхая,

Сверкая всем одним глазком

В сенях бабуля их родная.

Данил Лукич оторопел,

Он этой втречи не хотел.

Дурною славою она

В селе была наделена.

Однако ж, дело во хмеле,

Данил Лукич навеселе.

Свою он тетку пригласил,

Своей настойкой угостил.

А дальше снова пир горой

Лукич так горд свой семьей

Что всех на свете он любил

Про злую тетку позабыл.

Марии в праздничном пиру,

Бывать совсем не по нутру.

Поела только и грустит,

Кадриль плясать все не спешит.

Отец не ведает о том,

Что грусть у дочери о нем,

О самом милом и родном,

Но без него сейчас тут дом.

В последнем танце каблуки,

Уже слетели все с ноги.

Отец Марию зазывал

Плясать все пуще призывал.

Отцу отказ нельзя давать,

Мария мастерски плясать

Умела, но не то хотенье

Поплакать было настроенье.

Ушли уж гости, поздний час

Храпит Лукич, очаг погас.

Костлявой, сильною рукой

Ведет Марию за собой

Бабуля та, что к ним пришла.

С ней вместе в сени отошла.

Скрипучий голос, как мороз,

Марии в уши страх донес:

–Я вижу милая не раз

–Тоску, печаль у твоих глаз.

–Поведай ты, старушке мне

–Что приключилось при Луне.

Смолчать не смела Маша тут,

Ту бабку ведьмою зовут.

Она, прожив уж сто годов,

Читает мысли всех голов.

Послушав Машины страданья,

Давать не стала обещанья.

Но молвила один лишь раз:

–Ко мне приди ты в поздний час

–В тот день, когда Христа рожденье

–Святое будет воскресенье.

– 7-

День вечерит, Христа рожденье,

2000 лет нам то знаменье.

Труба в луну трубой дымит,

Село в гулянье ночь не спит.

Тропою тайной, без подруги,

Скрытна от глаз для всей округи,

Мария держит путь туда,

Где не бывала никогда.

Землянка в рост, одна лишь дверь.

Тихонько стук, и перед ней

Тряпье висит, трава смердит,

Лучина яростно коптит.

Среди вот этого пейзажа,

Черна лицом, как будто сажа,

Старуха хитро так глядит,

Единый глаз ее косит.

Она, как жаба земляная,

На свет тихонько выползая,

Беззубый рот чуть-чуть кривит

И потихоньку говорит:

–Садись тут, внучка, у огня

–Послушай нынче ты меня

–Твоя судьба, как мир стара,

–Была я тоже молода.

–Я, как и ты, в ночи страдала

–На картах тоже я гадала,

–Но все не в мочь, пока меня