Какое же было его удивление, когда через два дня он встретил Ваньку. Оказывается, он тоже рванул за Гришей и это его шаги Гриша слышал позади себя, приняв их за немецкую погоню. Как же тогда они смеялись, вспоминая эту историю, они были благодарны судьбе и по-настоящему счастливы. Они спаслись!

В результате стремительного отступления советских войск, точнее сказать – бегства, значительная часть беженцев так и не успела эвакуироваться.

Во время оккупации немецкими войсками города Свердловска, а это произошло в 1942 году, Грише исполнилось шестнадцать. Он был русоволосым парнем, очень крепким, любил играть в футбол и обладал всеми качествами лидера. Были, конечно, ребята и покрупнее его, но он всегда умел себя поставить так, что те, кто старше и больше, в конечном итоге считались с его мнением.

Оккупация города привнесла с собой, кроме облав и арестов, еще и некое оживление. Немцев в городе было мало, за ними числилась комендатура, подчинённое ей подразделение немецких солдат и местная полиция. В самом же городе расквартировали румынские войска. Румыны оказались очень способными к наведению деловых отношений с местным населением. Товарообмен осуществлялся на каждом шагу, на городском базаре нередко видели румынского офицера, сбывающего парашютный шелк.

Городской рынок, люди снуют, предлагая всё что угодно. Вот мужик выложил перед собой на газетке старые подковы, а баба хочет выменять поношенный платок на кусок немецкого мыла. Кругом гвалт, ругань, смех, солёные шуточки в сторону молодух, сплёвывавших семечки. В самой бойкой точке городского рынка стоял деревянный сарай, выполняющий одновременно роль склада и торговой точки. Рядом с ним пристроился паренёк, кепку свою надвинул на глаза, а от палящего солнца спрятался за выступающий карниз склада.

Мальчишка явно выглядел старше своих лет, да и всем своим видом старался показать, что он не салабон мелкий. Рубашка сидела на нём ладно, пацан явно дружил с физкультурой, ростом выше своих сверстников, а его русые волосы выбивающиеся из-под кепки, придавали облику уверенность и даже некую лихость. Он зорко следили за снующими туда-сюда людьми – парень был тут не просто так, а выполнял задание Лёхи: искал знакомого румына. Тот был обыкновенным солдатом, звали его Георгом; весёлый парень очень любил качественно выгнанный первак, т. е. самогон. За этот, как он говорил, напиток счастья, платил щедро, если не деньгами, то всякими нужными в хозяйстве вещами. Теперь же требовались немецкие ранцы, очень удобные и практичные. Лёха сказал, что скоро они могут им пригодится.

Вскоре Гриша увидел Георга – тот по обыкновению размахивал руками, пытаясь сторговаться с крупной женщиной, которая не хотела уступать и была очень убедительной. Она применяла в своём лексиконе такие словечки, против которых даже румын оказался бессилен. Он, чертыхаясь, приблизился к поджидавшему его мальчишке.

– Ну что, славянский друг, чем порадуешь? – на хорошем русском приветствовал знакомца румын.

– На вот, для затравки посмотри – за три пачки сигарет отдам. – Мальчишка протянул солдату искусно сделанную зажигалку из гильзы крупнокалиберного патрона. Она была большой и отполированной. Глаза Георга загорелись, но больше двух пачек он давать не хотел. Сошлись на этом. Про ранцы обладатель новой зажигалки и слышать ничего не хотел, потому что румынских ранцев не имелось, применялись только немецкие. Но и те уже практически все выменяли еще раньше, зато теперь румынские солдаты сплошь носили вместо них обыкновенные мешки.

– Слышь, Жор, а можешь немецкую финку мне смастырить, а?

– Во-первых, я тебе не Жора, а Георг, у меня в роду князья были, а во-вторых, тебе что, на виселицу невтерпёж – куда ты с немецким ножом, на рыбалку ходить будешь? Больше не спрашивай за это. А вот про ранцы еще подумаю, может быть, у кого и остались, но менять буду только на первак.

– Ладно не обижайся, просто у нас кто Георгий, то он же Жорка или Юрка. Но князь с тебя, честно скажу, прямо никакой! Чего только ботинки твои разбитые стоят! – Гришка громко засмеялся. – Видать вас, князьёв, хреново снабжают!

Георг хоть и был врагом, но не вредным. Он спокойно относился к насмешкам русского пацана и даже разрешал тому над собой подтрунивать. Вот и сейчас шутливо потрепав парнишку за ухо, прикурив от новой зажигалки, он продолжил путь по разномастному и кричащему городскому рынку.

При отступлении Советской армии к Дону в городке осталось много раненых красноармейцев. Румыны их не трогали, но в течение дня те не имели права появляться на улице. В случае неповиновения за дело принимались немцы. И тогда расправа часто была безжалостной. Поэтому раненых местные жители называли подпольщиками – потому что они жили под полом в подвалах, а ночью выходили на свежий воздух. Тот, кто мог что-то мастерить, с этого жил. Кто мог работать, тех использовали на работах, но держали уже отдельно от остальных, тяжелораненых не было, они не выжили.

Лешку ранили в ногу в боях под рекой Миус. Спешно отступавшие к Дону советские части оставляли своих раненых в населенных пунктах, которые проходили. Вот и Лёхе пришлось остаться в шахтёрском городке. Поначалу было страшно. Комиссаров, цыган и евреев нещадно расстреливали. Но потом стало как-то поспокойней. После тех драматических событий прошло уже какое-то время, но нога давала о себе знать, болела. Он не ходил на работы, зато умело ремонтировал разную хозяйскую утварь.

Лёхе в ту пору стукнуло чуть больше двадцати, он как раз из тех, кто в августе 1941-го в составе 395-й стрелковой дивизии принял воинскую присягу в парке имени Горького города Ворошиловограда. Он этим обстоятельством чрезвычайно гордился. Для местных мальчишек Лёха был чем-то вроде точки притяжения. Он умело рассказывал смешные байки, особенно удачно у него выходили истории про героев гражданской войны. Когда он заводил очередной рассказ о легендарных временах, то понижал голос и говорил тихо.