– Уж получше, чем тебе, – дерзко глядя сквозь слипшиеся от крови волосы, которые сосульками свисали на ее лицо, прокашляла Энн, тут же получив удар прямо куда-то в центр груди, который заставил ее, задыхаясь, ловить ртом воздух.

– Эй, эй! – раздался второй голос, менее мерзкий, и который Энн в отличие от первого не узнала. Он, судя по всему, принадлежал компаньону, пытавшемуся вразумить более нервного дикаря, чтобы тот хоть немного успокоился, – тише, тише, спокойней! Не видишь, что нашей гостье нехорошо? И вообще… – проговорил он, затем раздался хлопок, после которого начался вой, который она уже слышала, но на этот раз он был куда тише, – какого хрена ты вообще притащил ее сюда?! Ты разве не в курсе работы, которая нам предстоит? Которая доверена в том числе и тебе?

– Твою мать, я убью тебя… – зло выплюнула девушка, вспомнил про свою подругу, прервав «светскую беседу» своих похитителей.

– Только не в таком состоянии, дорогуша, – присев на колени напротив девушки, устало покачал головой друг дикаря, который, судя по всему, являлся представителем того же этноса что и она, – зачем ты попыталась убить своего брата, а? Можешь объяснить? И зачем такой красивой лиловокожей девушке разгуливать ночью по центру, а? Ты из какого гетто-дистрикта?

Больше всего Энн взбесилась из-за последнего вопроса.

– Я не живу в дистрикте, – чем сильно удивила своего «брата».

– Правда что ли? А что, у кого-то из зелонозадых?

– И опять мимо, – всё еще пытаясь восстановить дыхание, проговорила Энн, – я…

– Ах ты сучка!.. – опять захотел вставить свои пять копеек «брат», подав было свой голос, но опять будучи прерван.

– Боун, заткнись на***, дай мне поговорить по-людски.

– У меня своя квартира, не дотационная, – прекрасно отдавая себе отчет, что этим лишь разозлит ее похитителей, дерзко улыбнулась девушка, – я сама ее купила, на свои собственные деньги.

– Значит ты… – немного побледнел ее похититель…

Энни понимала, что конечно же она могла разыграть эту карту своего возможного происхождения, но решила, что в итоге это может выйти ей боком. В конце концов даже в такой экстремальной ситуации она испытывала отвращение ко лжи.

– Не беспокойся, меня не связывает ничего ни с вождем острова Утконосов, ни с его окружением, я ведь говорю – я сама на нее заработала, ты меня не слышишь?

– Нет, я тебя прекрасно понимаю, просто зачем?.. Зачем было работать, когда ты могла получить эти квадраты и так?

Энни вся слегка задрожала от волн ненависти, что буквально бушевали внутри нее, когда она вспоминала, как жила с матерью в небольшой каморке прямо в кафе, где они смогли выпросить работу. Она вспоминала, как она работала целыми сутками, не покладая рук, чтобы не только помогать матери, но и воспитать себя как человека, выучить язык, поступить на историка, чтобы научиться, понять – почему им пришлось бежать из своего собственного дома. На этом острове возможностей она начинала с нуля, с самых низов. Работая не покладая рук, она чувствовала, что даже со своим цветом кожи, с непростой судьбой своей, по сути, инородной семьи, она наконец стала частью Конгресса, стала частью цивилизации. Она даже нашла любовь в этом когда-то совершенно чужом месте для ее родной матери, да еще и успела завоевать признание в научных кругах, несмотря ни на что. Когда Энни уже поверила, что весь мир был создан исключительно для нее, и для того, чтобы она увидела, что все границы призрачны, что ни пол, ни раса, ни происхождение не важны для того, чтобы быть успешным, чтобы быть счастливым, она столкнулась лоб в лоб с тем, что она действительно не могла исправить прямо сейчас, и что не зависело от ее идеалистического взгляда на мир. Ирония заключалась в том, что трагедия разворачивалась прямо на ее глазах. Девушка будто бы со стороны наблюдала худшую версию самой себя, встречая искреннее непонимание и неприятие всех ее ценностей, которые просто не существовали в парадигме существ, что ее похитили, но которые по крови и по происхождению были ей куда роднее, чем всё то, чуждое на первый взгляд общество, где ей приходилось шаг за шагом преодолевать препятствия, чтобы…

– Бинго! – подумала Энн, – а вот и ответ. – Чтобы называться человеком! – безо всякого страха продекларировала она.

– А мы что, сука тупорылая, утконосы по-твоему, что ли е****е, мы че, б***ь, не люди что ли? – опять завыл шакал, уже готовый вновь броситься на беззащитную жертву.

– Тихо, я сказал, – рыкнул на него напарник, – так ты, дорогая, утверждаешь, что мы и не люди вовсе? И это после всего, чем нас так щедро одарил Конгресс? – он рассмеялся, – ему ведь виднее, наверно! Думаю, местным собакам он вряд ли дает такие условия для жизни, но дело-то вовсе даже не в этом! А в том, что ты потратила столько времени, просрала свою жизнь впустую на безнадежное дело! Всё это вместо того, чтобы просто кайфовать!

– Безнадежным? – ухмыльнулась девушка, – как всё это можно назвать бесполезным, безнадежным, если у меня появилось то, ради чего я старалась, а у вас же…

– О поверь, сестра, у нас есть куда больше, чем у тебя! И даже то, что у вас сейчас есть, у такой как ты и у остальных зеленозадых, которые приняли тебя за своего, у вас всех скоро не будет ничего, вот увидишь!

Энн вопросительно посмотрела на него, но тот лишь резким движением схватил ее за челюсть и, разжав ее рот, который она инстинктивно попыталась сомкнуть, протолкнул что-то внутрь ее горла пальцами, так что она стала сначала задыхаться, еще толком не оправившись от резкого удара, после чего ее чуть не вырвало.

– Вот-вот, вот так, – торжествуя, рассмеялся один из похитителей, начав медленно развязывать девушку, которая даже и без этой «меры предосторожности» пошевелиться-то толком не могла.

– Ты что делаешь? – заверещал где-то сзади шакал, чей голос в уме Энн начал расстраиваться и приобретать какие-то металлические оттенки.

– Что видишь, – грубо отозвался второй, – будет очень странно, если наши гости увидят ее на вечеринке связанной, ты так не думаешь? А так – очередная лиловая баба закинулась не тем, чем надо, смекаешь? Эта сука уже через сутки будет валяться где-то в канаве в собственной блевоте, так что не ссы и пошли готовиться уже.