Отец предупреждал Владимира, что с вятичами задираться нельзя. Хотя и покорены они были еще Святославом и признавали власть Киева, но многажды с тех пор воевали против киевских князей, стремясь вернуть свои вольные порядки и освободиться от обременительной киевской дани. На вятичей ходили походами, их снова покоряли, но они отсиживались в своих лесах и вновь брались з^а топоры и палицы.

Ставка Гордятич был недоволен тем, что вооруженные вятичи шли следом за путпиками. Он хватался за меч, обещал разнести холопов, но Владимир тихо и настойчи-но убеждал Ставку не заводить свары: «Убьешь двух-трех, - говорил он своему другу, - оставшиеся в живых разбегутся, а ночью всех нас вырежут, а ведь нам до Ростова доехать надо», - и улыбался мягкой улыбкой, щуря голубые глаза. Отец учил его, что сидеть в Ростове и Суздале надо тихо: вятичи требуют чести и уважения, и тогда с ними легко говорить, н теперь Владимир старался выполнять советы отца.

Ростов вырос среди лесов неожиданно - высокая, рублегшая из тяжелых бревен степа с частоколом на ней, островерхие крыши деревянных домов, теремов, церквей - крепкое, ядреное, чистое дерево.

С этого дня началась для тринадцатилетнего Владимира самостоятельная и нелегкая княжеская жизнь.

Перед отъездом Владимира на север весь вечер говорили они с Всеволодом о том, как жить молодому князю в Ростове, как хозяйничать, с чего начинать.

А начинать отец наказывал с создания полка. Предстоит тяжкая борьба с Всеславом. Он князь удалой, жя-пет, говорят, волхвованием, и взять его трудно. За ним стоят удалые же полочане, минчане и люди иных тянущих к Полоцку городов. Выходить против него можно лишь едиными силами всех Ярославичей и с подмогой, какую бог пошлет. А его, Владимира, дело - изготовить против Всеслава ростово~суздальскую дружину и полк вятичских горожан и смердов.

Всеволод сказал сыну, что он вместе с Изяславом и Святославом решил ударить но землям Всеслава к зиме 1067 года, едва соберут свои рати, а потому он, Всеволод, вскоре после отъезда Владимира двинется к Курску,

где они со Святославом условились встретиться перед походом против полоцкого князя.

Теперь, сидя в незнакомых, таких маленьких, тесных, но так приятно пахнувших живым деревом хоромах, Владимир вспоминал лесных вятичских воинов, которых ему надлежало вести на Полоцк. Как говорить с ними? Как привлечь к себе? Здесь силой гнуть нельзя, можно самому сломаться, да и хватит ли силы-то - у него пятьдесят человек дружинников, да и у Ставки Гордятича двадцать человек. А ему очень не хотелось появиться среди кнйзей с худшей, чем у других, ратью. Владимир вдруг почувствовал, как в его душе пробуждаются те же тревоги, которые заботили его отца, князя Всеволода, там, в киевской Софии. Он вдруг почему-то вспомнил, как отец негодовал, когда Святослав выдвигался на хорах впереди своей братии, как зло смотрел на Ярославичей Ростислав. Теперь Владимир стал попи.мать, что он никогда не согласится быть последним среди них. И пусть он сын младшего Ярославича, пусть трудно ему будет среди большого Ярославова рода, но ведь в конце концов добивается тот, кто очеш. хочет чего-то добиться.

Исподволь, осторожно начал молодой князь увеличивать число пшшг дружины, приглашал к себе в хоромы местных боярских детей, смутно обещал предстоящие походы {боялся открыть намерения старших князей), рассуждал о воинской славе и доблести. Дети боярские хмуро слушали восторженного мальчика, бредившего, как им казалось, ратными подвигами, уходили прочь. После Ставка говорил с укором Владимиру: «Не об этом с ними надо толковать, князь. Обещай им добычу - рухло, серебро, дорогие ткани, челядь, красивых полочанок, - тогда пойдут они за тобой». Владимир слушал Ставку, и все поднималось в нем против его советов: разве можно такими жестокими и нечестивыми речами привлекать людей, разве можно разжигать в них ненависть и жадность?

Но время шло, подступала зима, а княжеское войско пополнялось плохо. И тогда он позвал к себе воеводу и спросил, что падо сделать для того, чтобы люди сами согласились пойти с ним на рать. Воевода сказал коротко: «Обещай им, князь, десятую часть всей добычи и отдание иа поток захваченных домов».

После этого разговора Владимир долго размышлял, сомневался, совестился сердцем, но деваться было некуда, и он сказал воеводе: «Пусть будет так».

С людьми незнатными и неродовитыми был другой- разговор. Этим Владимир просто приказывал быть наизготове к зиме, если не хотят опалы.

Особые речи вел он с тысяцким - начальником ростово-суздальского ополчения. Как поднять ремесленников и смердов? Как заставить хотя бы некоторую их часть взяться за оружие, чтобы усилить небольшую княжескую дружину? Владимир с тысяцким решил быть откровенным, после разговоров с воеводой дело у него пошло легче.

– Будем брать зимой на щит полоцкие города, люди в случае победы получат десятую часть всей добычи; куны, рухло, пленников - мужчин, женщин, детей.

К зиме Владимир почти на пустом месте сумел создать небольшую, но крепко сбитую рать из его увеличившейся княжеской дружины, людей Ставки Гордятича и городского полка. Почти каждого воила князь знал в лицо, и каждый из них знал, куда и зачем зовет их Владимир. А звал он, как наказывал отец, отомстить столоча-нам за разгром Новгорода, за поругание святой Софии. Но уже начинал понимать юный князь, что одними благими призывами нельзя поднять людей в тяжелый поход. ЛЮДИ не пойдут на смерть ради непонятных и далеких целей. Что для них святая София, когда многие не видели ее и в глаза? Что для них Всеслав, когда никому из них он лично не грозил и не отнимал у них имений, землю, скот и не пленил их?

Поэтому все чаще просил князь своих людей рассказывать ратникам о богатствах и красоте полоцких городов, о полных разной утвари домах тамошних бояр и дружинников, о набитых снедью амбарах. И сам он зачастую говорил своим людям о добыче, которая ждет их в этом походе, и видел, как внимательно слушают его дружии-ники, как крепнет в них желание подняться в ратный путь.

К зиме 1067 года Ярославичи изготовились'к войне с Всеславом, и Всеволод послал к сыну гонцов. Гонцы, пройдя сквозь застылые вятичские леса, по еще неглубокому снегу пришли в Ростов к исходу декабря и передали Владимиру речи Всеволода. Отец приказывал Владимиру привести ростово-суздалъскую рать под Минск к концу января. Туда же к этому сроку подойдут рати из Киева, Чернигова, Персяславля и иных, младших городов. Оттуда и пачнется война с Всеславом.

В начале января над русскими лесами прошли обильные снегопады, и снег не только плотно укутал землю и

все сущее на ней, но и прикрыл все дороги, ведущие из Ростова в другие княжества. Потом ударили лютые морозы. Птицы падали прямо с небес заледенелыми комками, лес трещал под напором небывалого холода, потрескивали и стены рубленых ростовских хоромов, дым из жарко натопленных печей поднимался ввысь стройными синими свечами и так и стоял недвижно в морозном возВладимир оглянулся на застывший, зарывшийся в снегу город, снял меховую варьгу, перекрестился на видневшиеся из-за крепостных стен деревянные купола храма и тронул поводья: ростово-суздальская рать двинулась в свой первый с новым князем поход.