Аля повернулась к нему лицом:

– Это плохо?

– И «да», и «нет». Я никогда так не зависел от женщины, – Он поцеловал ее долгим, нежным поцелуем. Аля закрыла глаза и беззаботно заснула в его сильных объятьях.

Вчера он чуть не выказал своего присутствия. «Дурак. Куда же ты лезешь? Зачем все время думаешь о ней?» – он курил уже третью сигарету подряд, небрежно смахивая пепел в тяжелую, малахитовую пепельницу, оставшуюся от деда.

Дед всегда был для него абсолютным авторитетом, и хулиганистого мальчишку понять и успокоить мог только деда Саша. Он приходил к нему в любое время: утром ли, днем, или даже поздним вечером. Дед открывал скрипучую дверь старой квартиры четырехэтажной «хрущовки» и широко расставив руки, принимал его: неудобного для всех, вспыльчивого, маленького мужчину в свои крепкие объятья, которые пахли табаком и хозяйственным мылом. Они вместе шли на кухню, пили крепкий, почти как чефир чай и разговаривали на равных.

Сегодня он сидел на жестком, пружинистом диване один. Деда не стало пять лет назад.

Он, не смотря на все уговоры родственников, не соглашался продавать эту квартиру, и вообще что- либо в ней изменять. Только раз в неделю заказывал уборку, и казалось, что дед Саша просто вышел в магазин за кефиром и пачкой папирос «Беломорканал», и вот – вот вернется.

Чтобы родственники не стенали опять и опять по поводу продажи этой малогабаритной, но довольно дорогой квартиры, шутка ли около самого метро, и до Красной площади всего тридцать минут езды, он просто отдал им деньги из первой же крупной прибыли. Все отстали, и он вздохнул с облегчением. О том, что он оставил дедову квартиру, не знал никто из его друзей.

Он курил и смотрел на фотографию деда в орденах, на ней ему пятьдесят: бодрый, веселый, только что вернулся с парада Победы.

Дед любил весну, особенно девятое мая, они, фронтовики каждый раз с огромным волнением встречались друг с другом на Красной площади, заранее, часа за два до начала парада.

Приезжали даже из других краев и областей. И дед Сашу в тот день как будто подменяли: глаза сверкали мальчишеским блеском, и они с бывшими однополчанами до самой ночи сидели в маленькой комнатке, разговаривали, пели фронтовые песни, читали стихи и поминали товарищей, которых уже нет.

Он, мальчишкой, любил сидеть рядом с взрослыми, уже постаревшими мужчинами, на один день по какому- то волшебству, превращающимися в восемнадцатилетних – двадцатилетних парней.

Теперь он сам, много старше их, тогдашних, юных, ушедших в ту страшную войну тысяча девятьсот сорок первого года. Он чувствовал стыд, и, глядя на фотографию деда признался: «Дед Саша, я впервые в жизни влюбился». Дед, казалось, даже крякнул, но не осудил, а будто сказал: «Любовь она парень, разная и не спрашивает, когда прийти, когда уйти. Радуйся, что она у тебя есть».

Он прошептал: «Спасибо дед». Потушил сигарету и вышел на улицу. Шел мелкий, холодный дождь, он слегка поежился, нажал на брелок, джип привычно пискнул, сообщая, что дверь открыта.

Он сидел в машине, и смотрел, как тихо поскрипывают дворники, но стоило прикрыть глаза, то сразу возникала она: молоденькая, гибкая, красивая, страстная, со спутавшимися длинными волосами и пьяными от страсти глазами.

Ему бы сразу уйти, но он не смог, заворожено смотрел на ее прогиб позвоночника, капелька пота стекала по ложбинке и дальше прокладывала путь на упругое бедро, а крепкая мужская рука ласкала его, вторая поглаживает точеную спинку.

«Так, все остановись! Ты даже от порнухи так не возбуждался!» – он встряхнулся, отгоняя навязчивые, сладкой патокой текущие в голову мысли, которым не было ни конца ни края.

Вчера она почувствовала, что за ней кто- то наблюдает, и хорошо, что он вовремя ушел, не обнаружив себя. Впредь нужно соблюдать осторожность, чтобы никто ни о чем не смог догадаться, особенно она.

И тогда он решил, отогнать все эти навязчивые, не дающие покоя мысли очередным загулом по бабам, благо, что его телефонная книга забита номерами, и он точно знал, что каждая из них, ждет его звонка, хоть днем, хоть ночью.

Он любил женщин, и все его женщины были самыми красивыми и не похожими друг на друга: разные типы внешности, разный возраст, свободные и замужние. Женщины за короткое время так очаровывались им, что согласились бы на самый безумный поступок ради него.

Замужние хотели развестись, свободные лишить себя жизни, чтобы только он надел им колечко на палец. Но он умел балансировать на тонкой грани, никому ничего не обещая, но и не отрицая возможности скорого счастья с ним. «Просто еще не время» – говорил он, поглаживая склоненную на его плечо женскую головку.