Шрифт:
– Да, ну на фиг! – отмахнулся он от этой мысли, несмотря на все признаки отравления. – Она никогда суицидницей не была. Алка слишком себя любила, чтобы пойти на такой шаг.
Глядя на отражение мертвой жены в зеркале, Лев вдруг осознал, что не испытывает к ней ничего – ни жалости, ни боли утраты, ни недоумения от столь нелепой смерти. В его душе было лишь раздражение от того, что жена нашла способ избавиться от всех проблем, а ему теперь придется беспокоиться о ее похоронах. А еще о том, как сказать падчерице, что ее мама умерла, а он в это время пил водку в кабаке.
– Скотина ты, бесчувственная! – обругал себя Гриднев, и лишь тогда понял, что любовь к жене действительно умерла. Причем, судя по всему, уже очень давно.
Телефон жены Гриднев нашел не сразу. Он несколько секунд копался в ее сумочке среди всевозможных вещей, а потом просто высыпал содержимое на туалетный столик. Какие-то баночки, коробочки и флакончики посыпались на пол, на самом верху кучи вещей оказался сотовый телефон. Он был защищен паролем, и Льва это привело в ярость. Точнее, не сам факт того, что доступ к смартфону был заблокирован, а то, что Гриднев не мог вспомнить, был ли пароль на телефоне жены всегда, или она его установила только после того, как их отношения в последние месяцы начали портиться?!.
– На кой черт тебе это вообще понадобилось? – обратился к мертвой жене Гриднев.
Он несколько раз пытался угадать пароль, а затем бросил это занятие. Было очевидно, что угадать его сходу не получится, и Лев не хотел тратить время на то, чтобы найти способ взломать телефон жены. Он прекрасно понимал, что о смерти Аллы нужно как можно быстрее сообщить властям, но совершенно не знал, как это сделать. Гриднев не знал, может ли он до приезда властей уйти из дома, бросив мертвую жену одну, и как будет выглядеть его отсутствие, если вдруг кто-то к ним заявится. Например, падчерица. Лев снова попытался дозвониться со своего телефона в «скорую» и полицию, а затем решил, что это бесполезно.
– Да, к черту! – выругался он. – Дойду до соседей, да попрошу их позвонить. Не могут же у всех в округе телефоны из строя выйти!
Гриднев еще раз посмотрел на жену, словно надеясь, что она сейчас встанет и скажет, что пошутила, а потом вышел из дома и запер за собой дверь. Несколько секунд он стоял на крыльце, давая возможность глазам привыкнуть к яркому свету, а затем начал спускаться по ступенькам.
На дворе стоял конец июля – макушки лета. Уже больше недели столбик термометров на солнце не опускался ниже 40oС, да и в тени было ненамного прохладнее. Небольшой поволжский городок душила июльская жара, а близость к воде не делала атмосферу приятнее. Напротив, дополнительная влажность от волжских испарений только добавляла духоты.
Около калиток Гриднев застыл, прислушиваясь. Он с женой уже давно жил в частном доме в районе городского пляжа, и всех соседей прекрасно знал. Двое ближайших из них – Колька Самохвалов и Илья Каченцов должны были быть на работе, а вот в доме третьего – Егора Ильнузова – уже несколько дней шел ремонт. Он взял отпуск и должен был трудиться вместе с ремонтной бригадой, которую сам и нанял, но сейчас оттуда не доносилось ни звука. Возможно, мужики просто поздно сели обедать, или укатили куда-то за материалами. Как бы то ни было, в доме у Егора кто-то должен быть, и Гриднев решил направиться туда. Однако не успел сделать и несколько шагов за калитку, как застыл: на тропинке лежал местный алкаш Володя.
– Вот, блин, нашел место, где поспать, – сплюнул сквозь зубы Гриднев, решив обойти Володьку, занявшего почти весь проход, но так и не сделал этого.
Мужчина лежал на спине, как и мертвая жена Гриднева. Да и отличался от нее сейчас Володька не так уж сильно: те же запавшие вглубь открытые глаза, та же серо-зеленая кожа и пена на губах. Глядя на труп соседа, Гриднев почувствовал, как у него на затылке волосы начинают подниматься дыбом.
Кем-кем, а глупцом Лев никогда не был, и два трупа с одинаковыми признаками, найденные на расстоянии нескольких метров друг от друга, считать простым совпадением он не мог. Несколько секунд Лев стоял на месте, лихорадочно обдумывая информацию, и пытаясь понять, что она может значить.
В голове у него крутилась только одна мысль: где-то произошла авария, и в воздух, или в воду попали отравляющие вещества. Скорее всего – второе, поскольку, если бы отрава была в воздухе, он бы тоже был мертв. Гриднев попытался вспомнить, пил ли он вчера воду из-под крана, после того, как вернулся домой из кабака. Вроде бы, да, но лишь пару глотков. И именно этим объяснялись его утренние головные боли и тошнота, а никак не паленой водкой!
Лев перепрыгнул через мертвого Володьку и помчался в сторону ближайшего дома. Жена Кольки Самохвалова работала по суткам, и Лев никак не мог вспомнить, сегодня она на службе или дома. Он добежал до их дома и толкнул калитку. Она оказалась не заперта, а вот дверь дома – наоборот. Гриднев забарабанил кулаком в дверь, а затем, не дожидаясь ответа, бросился вокруг дома, чтобы заглянуть в окна.
Жалюзи в одной из комнат оказалось опущено не до конца, и Лев увидел, что ан диване кто-то лежит. Он несколько раз стукнул по стеклу, а затем решил, что хуже от этого не будет – он схватил с дорожки кусок кирпича, служивший частью бордюра, и разбил окно. Выбив остатки осыпавшегося стекла, Лев рывком перескочил через подоконник и оказался внутри дома.
Это оказалась гостиная. Телевизор у дальней стены был включен, но ничего, кроме «снега» не показывал. А на диване лежал хозяин дома. Даже одного взгляда на Кольку было достаточно, чтобы понять, что его постигла та же участь, что Аллу и Володьку. Цвет кожи мертвого Самохвалова разобрать было трудно, но пена на губах была вполне достаточным доказательством его смерти.